Елена Вернер: Черный клевер

– Сажать таких надо! – вот первое, что пробилось сквозь густую пелену ее тишины. Она медленно, как под наркозом, повернула голову в сторону слов, но не поняла, кто это произнес. И не захотела уточнять. Ее взгляд вернулся к пострадавшему мотоциклисту.

На нем была черная кожаная куртка, не та, которую прославили рокеры, а скорее, пижонская, из тончайшей кожи мягкой выделки. Сейчас слева она была покрыта белесой дорожной пылью, но не порвана. Из такой бы перчатки шить. Узкие ряды стежков, декоративных, ровнехоньких. Если протереть кожу влажной тряпочкой, то и следов не останется от падения… Другое дело – джинсы. Не зашить, не отстирать. Впрочем, рванье нынче в моде. Кажется. Или уже нет? Красная-красная рвань…

– Аптечка есть?

– А?

Лора взглянула на говорящего. Сам мотоциклист. Она и не заметила, что подошла вплотную и почти нависла над ним, заколдованная его кровью.

– Аптечка? Есть у тебя аптечка?

Долго и бесцельно искала на заднем сиденье, бродила руками по полосатым черно-белым чехлам, – в итоге нашла в багажнике. Вернулась и протянула парню пластиковую коробку с красным крестом на крышке. Парень запрокинул голову, чтобы посмотреть на Лору. Солнце пробилось сквозь тучи, кровь стала алее, а глаза парня оказались почти фиолетовыми. В эту секунду Лоре могло привидеться что угодно, но привиделась усмешка. Не говоря ни слова, мотоциклист взял аптечку, раскрыл – пальцы его сильно дрожали – и быстро перебрал содержимое. Опустившись на бордюр и по-прежнему не улавливая половины звуков вокруг, Лора следила, как розово пузырилась перекись. Потом мотоциклист туго бинтовал рану прямо поверх джинсов, давил ладонями содержимое охлаждающего пакета, оборачивал его бинтом и, морщась и прикусывая губу, накладывал на рану. Лора все глядела не отрываясь.

– Надо шить, – то ли себе, то ли ей сообщил он.

Не спрашивая, он схватился за ее локоть и, сильно налегая, поднялся на здоровую ногу. Лора осовелым взглядом обвела немногочисленных зевак. Кто-то снимал видео на телефон. Водитель «Ниссана», кажется, успокоился. Плюнул на мостовую:

– Эй, парень! Свидетель нужен?

– Разберемся, – процедил сквозь зубы мотоциклист. Его лицо стремительно побледнело, и Лора почувствовала, как сжались пальцы вокруг ее локтя. – Подбросишь?

– Куда? – не поняла она.

– Ну ты даешь, мать, – попытался усмехнуться парень, но его сильно качнуло, и наметившаяся было улыбка сползла с губ.

Откуда ни возьмись, вдруг появился второй мотоциклист, огромный бородач свирепого вида. Ветер от быстрой езды растрепал длинные вьющиеся волосы: шлема на нем не было.

– Севка! – кинулся громила к пострадавшему мотоциклисту.

– Порядок, Серега, порядок. Я в норме.

Черными глазами Серега вперился в Лору. Она почувствовала, что сейчас ее перешибут одним ударом ручищи. Не дожидаясь этого, мотоциклист крепче сжал ее локоть:

– В травмопункт. Поехали.

– Я не знаю… где он, – выдавила из себя Лора первую осознанную фразу.

– Дура, тут Склиф за углом! – вскинулся на нее огромный Серега. Он был темен и лохмат, как волкодав.

– Серега, ключи от «Ямахи»… – мотоциклист долго шарил по карманам, потом озадаченно обернулся на все еще лежащий у обочины мотоцикл. – Там.

– Не вопрос, – хмуро кивнул Серега.

Лора почти не запомнила путь к больнице. Она не могла сосредоточиться на дороге, мысли блуждали в потемках, нос щекотал острый ржавый запах свежей крови, наполнивший салон. Было не понятно, чувствует ли она его в самом деле или это воображение и память играют с ней злую шутку, заставляя вспоминать «любимый» ночной кошмар.

В приемном покое, посреди кафеля, линолеума, бледной больничной краски и коричневых дерматиновых лавок, овеваемые запахом хлорки, сидели новоиспеченные калеки всех мастей, с опухшими носами, сломанными руками, подбитыми глазами, затекающими водянистой пухлостью. Мимо быстро и деловито провозили каталки с теми, кому ждать уже нельзя. С мотоциклистом Лора не разговаривала. Во рту было сухо и липко, а в душе тоскливо, и хотелось спрятаться. Жаром выжигало все разумные мысли, оставались только смутные животные потребности, например забиться в конуру где-нибудь подальше отсюда. Очень хотелось спать.

У парня начали клацать зубы.

Лора не хотела на него смотреть. Ей и без того хватает плохих образов, что всплывают каждую ночь, стоит смежить веки. Но вслед за кровью и сам мотоциклист стал зачаровывать, притягивая ее взгляд. Лора повернулась к нему даже от окна с мясистым цветком в кадке, куда отошла сразу, как усадила парня на скамью. Почему фикусы так жадно и радостно растут в больницах? Их питает вид человеческой боли? А это растение… такое, с большими листьями и ладошками белых соцветий… как же оно называется? Бабушка звала его «женское счастье»… Как отдергивают руку от горячей плиты, Лора отдергивала взгляд от сбитого парня, но тут же возвращалась обратно, замечая каждый раз новые штрихи. Было в облике мотоциклиста что-то несоответствующее, будто куски двух разных мозаик в одной коробке. Джинсы и кожанка – от первого пазла. Белая рубашка с острым от крахмала воротничком и серый, ладно скроенный жилет – от второго. Едва выглядывающий из-под манжеты рукава краешек татуировки, занимающей, должно быть, целую руку, а при этом стрижка явно салонная, модная, волосок к волоску лежит мягкая, чистая и густая шевелюра. Да и сами волосы – черные, тогда как глаза не то голубые, не то фиолетовые, того редчайшего фиалкового оттенка, что почти никогда не достается брюнетам.