Барбара Хоуэлл: Простая формальность

Она поднялась ему навстречу. Ее бледное, намазанное маслом для загара тело поблескивало на солнце. Гимнастика и постоянное нервное напряжение помогли Мэрион сохраниться лучше многих сверстниц; она носила эластичные купальники и никогда не забывала втягивать живот. Когда она улыбалась, вокруг глаз собирались морщинки, а шею портили три отвратительные поперечные складки. Она хотела сделать себе подтяжку, но Хэнк заявил, что докторская степень и пластическая хирургия — две вещи несовместные. Она уважала такие парадоксальные суждения и пошла на компромисс, ограничившись небольшими инъекциями силикона.

— Господи, как я рада тебя видеть, — сказала Мэрион. — Сегодня звонил Клэй. Догадайся, зачем?

— Зачем? — спросил Хэнк, поцеловав ее в щеку и слегка замаслив при этом губы.

— Он женится на женщине с двумя детьми.

— Потрясающе! Кто она? — Хэнк снял пиджак и положил его на спинку шезлонга.

— Некая Синтия Мур. Она из Велфорда, представляешь? Из местной знати. Он познакомился с ней прошлым летом, когда плавал на яхте по «нашим старым любимым местам», как он изволил выразиться.

— А ты ее тоже знаешь? — поинтересовался Хэнк.

— У нее магазинчик на Главной улице, называется «Приют гурмана». Я смутно припоминаю пышную блондинку за прилавком. С коровьими глазами.

— С коровьими? Ну, ты несправедлива.

— Ничуть. Одна мысль о том, что Клэй опять нацелился на семейное счастье, выводит меня из себя.

Ее неутихающая, яростная злость на Клэя была излюбленным предметом шуток и полусерьезных обсуждений, которые их обоих развлекали. Хэнк не очень верил в то, что Мэрион действительно ненавидит своего бывшего мужа. Ему было непонятно, как можно подолгу испытывать какое-то негативное чувство, не стараясь его подавить или дать ему выход. Но он любил поддразнивать Мэрион, посмеиваться над ее злостью, как посмеиваются над какой-нибудь безобидной привычкой, вроде привычки есть в постели мороженое.

— Я спокойна и счастлива только если знаю, что Клэй чудовищно несчастлив. И знать это мне нужно каждый день. Знать, что он живет на жалкие семьдесят пять долларов в неделю, что слоняется по огромной, полупустой квартире, где осталась только самая захудалая мебель, а вместо обеда ест всухомятку булочки из соседней кондитерской.

Мэрион знала, что Хэнка такие речи забавляют; она пыталась и себя убедить в том, что ее неприязнь несерьезна, поверхностна. Но себя не обманешь — сердце начинало колотиться сильнее, грудь сжимала знакомая боль.

— А я рад за него, — сказал Хэнк, опускаясь в шезлонг и смяв при этом пиджак.

— Просто ты добряк. Хочешь окунуться?

Мэрион подошла к нему и расстегнула верхнюю пуговицу рубашки. Кардиолог сказал, что Хэнку необходима физическая нагрузка — не меньше трех часов в неделю. Купанье перед ланчем займет десять минут. До воскресенья придется проявить изобретательность и заполнить физической нагрузкой еще два часа пятьдесят минут.

— Я попрошу Хиро принести бутерброды и чего-нибуть выпить.

Своего слугу Хиро Хэнк вывез из Японии, где был в качестве консультанта во время войны с Кореей. Временами Мэрион думала, что даже если бы она так не любила Хэнка, за него стоило бы выйти замуж ради Хиро. Таких слуг теперь просто нет.

Хэнк начал раздеваться. Он был на редкость мускулист. То, что и у нее, и у Хэнка эффектная внешность, доставляло Мэрион не меньшее удовлетворение, чем их любовь, богатство и благополучие. Почти все знакомые их возраста похвастаться наружностью не могли. Теперь Мэрион все завидовали, и это придавало ее самоощущению особую остроту; а когда она была замужем за Клэем, многие ее жалели.

— Сколько лет его невесте? — поинтересовался Хэнк.

— Тридцать восемь. Для него слишком молода.

Хэнк собрал свою одежду в кучу и голышом нырнул в бассейн. Мэрион взяла телефонную трубку и позвонила Хиро. Она смотрела, как Хэнк плывет, и невольно морщилась, видя, как много сил он тратит попусту. Он до сих пор плавал старомодным кролем — так, как научился пятьдесят лет назад в каком-нибудь общественном бассейне в Нью-Йорке.

Какой у него счастливый вид, думала Мэрион. Бултыхается в своем крохотном бассейне и счастлив. И ничего ему больше не нужно. Его первая жена, от которой и в молодые годы было мало радости, десять томительных лет болела лейкемией и умерла, вконец измучив Хэнка жалобами и капризами. Ко всему прочему, красотой она тоже никогда не отличалась.

Если счастье покупается ценой страданий, то можно твердо сказать, что они оба сполна заплатили за все, что имеют сейчас. Только Мэрион не очень верила в такую справедливость. Одни всегда несчастны и при этом вечно только платят. А другие счастливы — и все.