Тилли Коул: Детка, это не я

— Мне чертовски это н-нравится, детка. Обожаю, что ты есть в м-моей жизни, на заднем с-сиденье моего байка, в м-моей постели, обёрнута вокруг м-моего члена и н-носишь мое имя на своей спине. Ты н-никогда н-не покинешь меня, детка. Т-ты со мной на всю м-мою жизнь. Хорошую, п-плохую, ч-чертовски сумасшедшую. В-встретив тебя ребенком, я был проклятым н-немым. Ты д-дала мне голос. Ты д-дала мне жизнь. Д-детка, э-это ты. Ты весь м-мой г-гребаный мир.

Я обрушил свой рот на ее губы.

Она поцеловала меня в ответ.

Наши лбы соприкоснулись, и наши вздохи стали тяжелыми.

— Ты м-моя, — еще раз сказал я ей.

— А ты мой, — с гордостью повторила она.

— Мы т-теперь официально вместе, детка, да? Т-ты и я вместе. Это т-твоя семья. Это т-твой клуб. Ты п-принадлежишь этому МК вместе со м-мной. Через огонь и в-воду, ты б-будешь на моей стороне, п-превращая дерьмо во благо. М-моя старуха на всю жизнь.

— Навсегда. Мы начинаем нашу жизнь сейчас, Стикс. Оставив позади шрамы нашего прошлого.

Я взял ее левую руку и поцеловал вдоль безымянного пальца.

— И вскоре о-однажды ты б-будешь носить к-кольцо, в-вот здесь, рассказывая всему гребаному м-миру, что ты моя. И к-когда ты наденешь его, то, бл*дь, уже н-никогда не снимешь.

— Да, Стикс, — прошептала она, слезы катились по ее щекам. — Я твоя... только твоя. Навсегда.

— Черт, детка... люблю тебя, — прорычал я, прижимая ее маленькое аккуратное тело к своему.

— Я тоже тебя люблю.

Затем, этот чертов носик опять дернулся.

И я скользнул в мою женщину...

...пара волчьих глаз вернула меня домой.

***

Райдер

Каин

Две недели спустя…

Юта, Неизвестное место.

Мои глаза горели, пока я мчался вниз по проселочной дороге на своем Чоппере. Две недели напряженной езды. Две недели пряток от отделений Палачей. Две недели размышлений о том, что, черт возьми, делать дальше.

— Беги. Пожалуйста. Беги... Спасайся ... ради меня ... — Мэй умоляла меня, страх за мою безопасность сиял в ее кристально-голубых глазах. Потом она меня поцеловала. Черт, она, наконец, поцеловала меня и всё, уничтожила те немногие оставшиеся частички моего сердца.

БЛ*ДЬ!

Тяжелые железные ворота Пастбища Господня, дома моего детства, открылись при моем прибытии, и я глубоко вздохнул. Я, бл*дь, больше не знаю: кто я, где мое место. Орден оказался не тем, что я ожидал, и моя голова раскалывалась.

Я ехал вниз по мощеному переулку, протянув до стоянки за пределами фермы пророка Давида. Не зная, куда еще пойти, мне просто некуда было пойти.

Дверь дома внезапно распахнулась, и Иуда, мой брат-близнец, побежал туда, где я сидел.

— Каин! — закричал он, чистое облегчение отпечаталось на его лице — одинаковые черты, волосы, борода и комплекция. Физически мы были совершенно одинаковы...

Я вскочил со своего Чоппера и обнял Иуду, его карие глаза прищурились, и заполнились смесью печали и гнева. Черт, я скучал по нему. Меня не было пять чертовых лет; никаких непосредственных контактов.

— Ты жив, — сказал он со вздохом. — Мы боялись, что тебя тоже убили.

— Я сумел уйти, — ответил я, не предлагая ничего, кроме фактических сведений.

— Хвала Господу! — произнес с облегчением Иуда, но его голова поникла, глаза смотрели в землю. — Они убили их всех, Каин: пророка Давида, старейшин. Они убили наших братьев. Выжили только женщины и дети. — Мое дыхание остановилось, пока Иуда не поднял голову, снова встречаясь со мной глазами. — Каин, ни один из первых двенадцати не остался в живых.

Мой взгляд был бесстрастным.

Иуда положил тяжелую руку мне на плечи и повел меня в дом, дом, где мы оба всю свою жизнь прожили отдельно от Ордена. Где нас обучали с тех пор, как мы стали подростками для такого дня как сегодня, никого другого из семьи, только мы вдвоем, наша миссия, как наследников, была единственной целью в жизни.

— Мы начали восстановление, — сообщил Иуда. — Мы нашли новое место для общины, туда, куда наши люди могут быть переселены. Мы планируем объединить все коммуны, создавая одно единое сообщество: больше охраны, больше людей и больше оружия. И вот тогда придет время, брат, — многозначительно заметил он, сжимая мою руку.

Я замер.

Иуда встал передо мной и нахмурился. Он всегда был самым воинственным из нас и самым набожным. Он никогда не покидал Пастбище Господне, на сто процентов был предан делу.

— Время для чего? — спросил я осторожно.

Иуда улыбнулся на мой вопрос, волна страха прокатилась у меня в животе.

— Для твоего восхождения... Пророк Каин.