Вера Колочкова - Леди Макбет Маркелова переулка

– Да, ее Леной зовут. И у них любовь, мам. Она даже от мужа ушла, вполне себе благополучного. А муж ей не простил и Гришку преследует всячески. Один раз даже нанял кого-то, и Гришку так отмолотили, что в больнице неделю провалялся. Да, трудновато ему там приходится… Но он парень упертый, сражается за свою любовь, как может. Молодец. Настоящий мужик, уважаю!

– Никит… А ты поговори с ним, скажи, чтобы домой ехал, а? Нет, я понимаю, конечно, у вас мужская солидарность и все такое прочее… Но согласись, что неправильно как-то. Он ведь судьбу свою собственными руками ломает. Сам подумай – какая чужая жена, какой ребенок!

– Мам… Если он сюда и приедет, то не один, а с Леной и ее дочерью. Он их там не бросит, он любит их.

– Господи, любит… Его бьют, его обвели вокруг пальца, а он любит! И не надо мне тут никакой Лены с ребенком, еще чего не хватало! Чтоб и духу не было этой хищницы!

– Да, мам, а ты не меняешься, все так же ладонью воздух рубишь. Вот поэтому Гришка там и остался, чтобы не попасть под твою ладонь.

– Никит, но я же… Боюсь, ты меня не понял.

Она и в самом деле испугалась. Не то, не то хотела сказать! Ну почему она не умеет сдержать первую эмоцию? Или в подсознании засело из прошлой жизни, что можно с сыновьями не церемониться? Да, крепко засело… Трудно привыкнуть к другой ипостаси. Не уследишь, как быстро неверное слово выскакивает. Его ж не поймаешь и обратно не втолкнешь.

– Я не то хотела сказать, сынок. Не то. Я тебе сейчас все про себя объясню… И про тебя объясню, и про Гришу… Или давай к этому разговору позже вернемся, ладно? А сейчас мне пора идти… Черт меня дернул на это ночное дежурство согласиться! Если б знала, что ты приедешь…

– Да, иди, мам. Успеем, наговоримся еще.

– А сколько времени ты у меня побудешь, Никит?

– Не знаю… Не решил еще. Иди, мам, а то опоздаешь.

– Да, иду…

Быстро оделась, заторопилась, опаздывала уже. И весь остаток вечера сердце было не на месте. Еще и дежурство выпало беспокойным, ночью на «Скорой» больного с острой почечной коликой привезли. Только под утро удалось ей прилечь в ординаторской на кушетку. Закрыла глаза, и тут же всплыло в памяти лицо Никиты, как он на Таню из окна смотрел… А Валеры, кстати, в последнее время не видно. Может, его вообще дома нет, может, уехал куда-то. Господи, что-то будет?.. Скорей бы это дежурство заканчивалось.

Обратно домой Катя почти бежала. Открыла калитку, сдерживая торопливое дыхание, прошла по двору, открыла своим ключом дверь…

Они сидели на кухне за столом, пили кофе. Никита с Таней. Повернули к ней лица, опрокинутые бесстыжим ночным счастьем. Совсем незрячие лица. Друг друга видят, и прекрасно. А кто там в дверь вошел, зачем…

Никита очнулся первым, приставил палец к губам, прошептал хрипло:

– Тс-с-с, мам, тихо… Маруся спит…

– Где Маруся спит? – спросила обалдело, переводя взгляд с Никитиного лица на Танино.

– Там, в гостиной, на диване…

– Ага. Так, так… Ой, дайте хоть дух перевести, сообразить, что происходит.

– Да все нормально, мам. Вот, сидим, кофе пьем.

– Ага. Вижу. А Маруся на диване спит, поняла. То есть на нашем диване. Так…

– Да, мам, на диване. Да ты не волнуйся, чего ты? Ну, спит…

– Это я ее сюда принесла, Екатерина Львовна, – подняла на нее виноватые глаза Таня. – Испугалась одну в доме оставлять. Она спала уже… Валера только под утро приехал…

– Валера?! Так он дома? О боже…

– Мам, да сядь, сядь, пожалуйста! Нам поговорить надо, – подвинул ей стул Никита.

– Нет, я-то сяду, конечно… – прошептала Катя, перебегая отчаянным взглядом с Никитиного лица на Танино, – я-то сяду… А вы! Вы-то, ребята, что о себе думаете? Или вообще ничего не думаете? А если он… Таня! А если твой Валера сейчас…

– Не надо, мам… – болезненно сморщился вдруг Никита, обнимая за плечи притихшую Таню. – Не надо… Мы и сами все прекрасно понимаем. Да, ситуация отвратительная, но что с ней сделаешь? Теперь уже ничего не сделаешь. Надо как-то разруливать, исходя из того, что мы теперь вместе.

– То есть?

– Да, мама. Мы с Таней больше не расстанемся. Все, хватит с нас, и без того кое-как выжили друг без друга. И зачем, спрашивается?.. Натворили делов… Теперь все кончилось. Вернее, только начинается.

Катя лишь вздохнула, разведя руки в стороны. Собралась что-то ответить, но осеклась, глядя в окно. Страх накатил такой, что стало нечем дышать.

В окно было видно, как вышел во двор Валера, огляделся задумчиво, задержавшись взглядом на окнах соседской половины дома. Потом так же задумчиво прикурил сигарету. Медленным театральным жестом отвел от себя мощную руку, стряхнул пепел в траву. Слишком медленным, слишком театральным жестом.