Сюзанна Бэк: Другая точка зрения

Я слышала свое имя, которым меня нарекли в этом самом месте много лет назад, оно звенело под крышей с силой, граничившей с первобытным неистовством. В этом не было ничего удивительного, ведь именно из неистовства и было возведено это место — ну, правда, понадобились еще кирпичи и цемент, чтобы обнести его высокими стенами.

Не стану врать и говорить, что от этого звука мои плечи не распрямились, а грудь не выпятилась, как у напыщенного петуха, разгуливающего вдоль навозной кучи. В конце концов, я была тем, кем была, и оказанное мне почтение было похоже на почести вернувшемуся герою-победителю.

Гул нарастал, словно он был живым, он отражался от цементных стен, металлических перил, лестниц и решеток, которые держали нас в клетках, как животных, которыми мы, по сути и были; все казалось нереальным, будто в мире не было больше ничего, кроме звука моего имени, которые повторялись, как заклинание — снова, и снова, и снова.

Тела и лица тоже слились в одно гигантское существо, напирающее на меня со всех сторон и тянущее ко мне руки, в попытке дотронуться, как будто я была каким-то темным идолом, и обладала властью исполнять любое зловещее желание. Это было странное чувство — находиться в самом центре пожарища, но в то же время, снаружи.

На общем фоне четко выделились одно или два лица тех, кого я знала раньше, но увидев их, я не испытала каких-либо эмоций. Мои эмоции, как и мое сердце, были давно мертвыми, совершенно высохшими, без какой-либо надежды на возвращение к жизни. Я — остров, — вспоминала я кусочек из песни, которую когда-то знала. Я никого не трогаю, и никто не трогает меня.

Я повторяла ее, как молитву, и обнаружила, что она идеально подходит мне, как перчатка.

Моим дрожащим охранникам, удалось, наконец, собраться и разделить толпу, словно посохом Моисея, и они заставили меня сделать первый шаг по пути, который приведет меня в мой новый дом, где мне предстоит остаться.

Четыре ступеньки к площадке лестницы, где меня поджидал первый сюрприз. Передо мной стояли три женщины, которых я узнала и которых когда-то называла друзьями. Они улыбались мне, и радость в их глазах отозвалась гулким эхом в моей душе, что, честно говоря, повергло меня в шок.

Возможно, именно эта временная потеря моей эмоциональной защиты и позволила произойти тому, что приключилось дальше. Потому что прежде, чем я успела спрятаться за надежным прикрытием своей дурной славы, передо мной появилась она, глядя на меня таким взглядом, каким на меня никто никогда не смотрел. И впервые за долгие, бессчетные годы, я ощутила чувство, которое, как я думала, было похоронено навсегда.

Страх.

На меня и прежде смотрели с желанием в глазах, со страстью, со страхом и ненавистью; смотрели те, кто нуждался в помощи, и те, кто стремился завладеть мной, те, кого привлекала моя внешняя красота, и те, кто хотел использовать мою внутреннюю тьму.

Но никогда и никто прежде не смотрел на меня так, как будто мог видеть все, чем я была внутри и снаружи, на поверхности и в самой-самой глубине, там, где обитали мои демоны, там, где словно пыль на безлюдной пустоши, рассыпались обгоревшие останки моих надежд и мечтаний.

Одним только взглядом эти глаза, невинные, как у ребенка, с легкостью предъявили права на мою душу, превращая в посмешище всю ту неприступность, обладание которой я так старательно изображала.

Моей первой реакцией был гнев. Да как она посмела прилюдно сорвать с меня все защиты и оставить совсем беспомощной, словно младенец на руках? Как посмела отважиться заглянуть за столь тщательно выстроенные мной барьеры, сквозь тьму внутри меня, и узреть искорку света, настолько скрытую, что о ней не знала даже я сама?

Как посмела она это сделать?

Со мной!

Моей второй реакцией было отрицание. Отрицание того, что только что произошло нечто судьбоносное. Нет, сказала я себе, это просто была игра света, случайное совпадение, так бывает время от времени, бессмыслица, как и вся моя жизнь, которую мне осталось здесь прожить. Я была такой, какой была, и если эта маленькая бедная девочка вдруг подумала, что она узрела то, чего во мне отродясь не было — что ж, ладно, тогда она очень скоро на своей шкуре почувствует, что такое фантазии и к каким разрушениям они могут привести.

Она протянула руку, чтобы коснуться меня, и я не знаю, что могло произойти, если бы ей это удалось. Но охранник оттолкнул ее, прервав контакт наших глаз, и это позволило мне вновь обрести свою невозмутимость.