Марина Туровская - Ниночка

Эти два дня оказались поворотными в жизни Вани. Он перестал быть Ванечкой. И все, включая маму и бабушку, стали звать его Иваном.

Немного успокоившись, он расплатился за съемную квартиру, собрал вещи. Их оказалось не много и не мало. Освободив шкафы в комнате и шкафчики на кухне и в ванной, Иван, у которого тогда еще не было автомобиля, половину вещей сгреб в пакеты и выбросил на ближайшую помойку.

Через неделю он сам для себя написал план жизни на ближайшие десять лет. В него входил карьерный рост, приобретение квартиры и вложение денег в собственный бизнес, то есть в клинику, где он работал стоматологом. Женитьба тоже входила в план, но через десять лет.

Его жена будет из обеспеченной семьи, с прекрасным образованием, хорошо зарабатывающая. Естественно, она не должна ни пить, ни курить, потому что еще через три года они родят сначала одного ребенка, а через два года другого.

На работе стал пропадать сутками, зарабатывая больше всех.

Владелица клиники, Эльза Евсеевна, не могла нарадоваться на Ивана. Она смело повышала цены на его услуги. Иван, специальностью которого была эстетическая стоматология, мог принять пациента с острой болью или подменить хирурга, избавляющего рот от гнилого безнадежного зуба или выросшей на челюсти кисты.

Вопрос возникающего иногда сексуального голода он решил просто – завел роман с медсестрой Ларисой, своей ассистенткой.

Тридцатилетняя Лариса мечтала выйти замуж за москвича. Ивана она считала потенциальным женихом – зарабатывает много, есть квартира. Еще он весьма продвинут в сексе, хотя сам не яркий красавец, что очень устраивало ревнивую Ларису. По сторонам глазами не особо стреляет.

Иван о планах Ларисы знал, но они не состыковывались с его планами. Девушка была из Рязани, воспитана матерью-одиночкой и без высшего образования. И по статусу, и по материальным требованиям такая кандидатура, естественно, ему в невесты не подходила.

Нина поступила в медицинское училище и училась хорошо. Ее не пугали кровь, раны и язвы. Даже практика в морге прошла без особых потрясений.

Каждые каникулы она приезжала домой, в Кашниково. В нормальную погоду копалась на огороде, в плохую и зимой находились дела по дому.

Бабкиного наказа о сохранении девственности держалась все два года учебы.

Соскучившись по родному дому, все лето после училища крутилась между огородом и лесом, очень любила собирать ягоды и грибы. Они с матерью заготовили почти триста банок овощей, грибов, компотов и варений. Уезжать из деревни не хотелось, но Нина на собственном опыте знала то, о чем всегда говорят в деревнях, – с местными зарплатами ей здесь делать нечего.

Нина поехала сначала в Новгород, в областную больницу, но ее туда не взяли, аргументируя отказ отсутствием опыта работы. Пришлось пытать счастья в районной Боровичской больнице, где в подвале, на техническом этаже, предоставлялись комнаты тем, кто был согласен работать в две смены да еще не отказывался выходить сверхурочно.

Условия оказались непростыми. После деревни с ее просторами, после дома-пятистенка, где из окна открывался вид на поля и дальние перелески, на речку в кудрявых ивах, на смешанный, из елей, берез и орешника, лес, сидеть в комнатушке без окон, с двухъярусными кроватями на шесть человек, было элементарно душно.

Иногда Нина оставалась ночевать в своем отделении, на диванчике склада АХО, где пахло стиранным постельным бельем и из окна были видны окна соседних зданий.

Вот именно там через полгода работы, когда она, полуживая от усталости, вышла на внеочередное дежурство, с нею и случилось «это».

Так если бы хоть врач или студент медицинского института, а то достался ей пациент лет сорока с совершенно средними внешними данными. За полтора месяца своего пребывания в неврологическом отделении он осчастливил Нину шоколадкой и двумя апельсинами.

Лежал он с ишиасом и, как только его отпустило, затащил Нину в комнату сестры-хозяйки и на стопах свежевыстиранных простыней, не особо потратившись на ласки, лишил девственности.

Нина, отвалив от себя тяжелое тело, одернула полы юбки и халата и, теребя в руках трусики, заплакала. Простыня под нею была в мелких пятнах крови.

– Чего, не понравилось? – удивился ишиасник.

Хлюпнув повлажневшим от слез носом, Нина закашлялась и отвернулась от сразу же ставшего неприятным в своей полунаготе мужчины.

– Нет, я думала, что это как-то по-другому будет, в первый раз-то.