Тилли Коул - Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть

Наверно, она была права. Бабуля не была старой и уходила молодой – так, по крайней мере, говорил папа. Может быть, поэтому ей так нравился цветок вишни. Потому что она сама была такой же.

– Поппимин ?

Я подняла голову.

– Так что? Дедушкины поцелуи были ее самым лучшим воспоминанием?

– Да, – ответила я и разжала пальцы. Лепесток упал на землю. – Все поцелуи, от которых ее сердце почти разрывалось. Бабуля говорила, что его поцелуи – это самое лучшее, что только есть на свете. Потому что вот так сильно он любил ее. Вот так сильно ею дорожил. И она нравилась ему потому, что была именно такой.

Руне сердито посмотрел на банку и фыркнул:

– Все равно не понимаю.

Он вытянул губы и скривился, а я рассмеялась. У него были красивые губы – полные, бантиком. Я открыла банку, достала розовое бумажное сердечко, на котором ничего не было написано, и показала Руне.

– Вот это – пустой поцелуй. – Я указала на банку. – Бабуля сказала мне собрать за всю жизнь тысячу поцелуев. – Я положила сердечко в банку и взяла Руне за руку. – Это новое приключение. Собрать, прежде чем я умру, тысячу поцелуев от моей половинки.

– Что… как… Поппи? Не понимаю! – В его голосе зазвучали злые нотки. Руне мог быть злым, когда хотел.

Я достала из кармана ручку:

– Когда мальчик, которого я люблю, поцелует меня так, что сердце почти что разорвется, я должна буду написать все подробности на одном из сердечек. И потом, когда я стану старенькой и седой и захочу рассказать обо всем своим внукам, я вспомню эти особенные поцелуи. И того, кто подарил их мне.

Меня как будто подбросило.

– Вот чего хотела от меня бабуля! – Охваченная волнением, я вскочила. – Значит, начать нужно уже скоро! Я должна сделать это ради нее.

Руне тоже вскочил. И в то же мгновение сорванные порывом ветра мимо нас пролетели, кружась, розовые лепестки. Я улыбнулась. А вот Руне не улыбался. Нет, он как будто взбесился.

– Так ты будешь целоваться с мальчиком ради своей банки? С кем-то особенным? С тем, кого любишь? – спрашивал он.

Я кивнула:

– Тысяча поцелуев! Тысяча !

Руне покачал головой и надул губы.

– НЕТ! – проревел он.

И мне стало не до улыбок.

– Что? – спросила я.

Он шагнул ко мне, упрямо качая головой.

– Нет! Не хочу, чтобы ты целовала кого-то ради этой своей банки! Нет и нет! Не бывать этому!

– Но…

Руне не дал мне ничего сказать и схватил за руку.

– Ты – мой лучший друг. – Он выпятил грудь и потянул меня к себе. – Не хочу, чтобы ты целовалась с мальчишками!

– Но так надо, – объяснила я, показывая на банку. – Это мое приключение. Тысяча поцелуев – это очень много. Очень-очень! И ты все равно будешь моим лучшим другом. Никто другой не будет столько значить для меня, как ты, глупенький.

Руне посмотрел на меня в упор. Потом перевел взгляд на банку. В груди снова появилась боль – было видно, что ему это не нравится. Он опять мрачнел, хмурился и злился.

Я шагнула к моему лучшему другу. Он смотрел прямо мне в глаза, не отрываясь.

– Поппимин … – произнес он своим жестким, сильным голосом. – Поппимин ! Это значит моя Поппи . Вместе навсегда, на веки вечные. Ты – МОЯ ПОППИ!

Я открыла рот. Я хотела крикнуть, возразить, сказать, что мне нужно начать это приключение. Но тут Руне вдруг наклонился и прижал свои губы к моим губам.

И я замерла. Я чувствовала его губы на моих губах и не могла пошевелиться. Они были теплые. От него пахло корицей. Ветер бросил его длинные волосы мне на щеки, и у меня защекотало в носу.

Руне отстранился, но не отступил. Я попыталась дышать, но в груди вдруг стало легко, как будто ее наполнило пухом. И сердце застучало быстро-быстро. Так быстро, что я прижала руку, чтобы почувствовать, как оно трепещет под ладонью.

– Руне, – прошептала я и подняла руку, чтобы дотронуться до его губ. Он не сводил с меня глаз. Моргнул. Раз и еще раз. Мои пальцы коснулись его губ.

– Ты меня поцеловал, – ошеломленно прошептала я. Он сжал мою ладонь. Мы стояли, держась за руки.

– Я дам тебе тысячу поцелуев. Всю тысячу. Никто и никогда не будет целовать тебя, кроме меня.

Я вгляделась в его глаза. Сердце все стучало и стучало.

– Это целая вечность. Чтобы никто другой меня не целовал, мы должны быть вместе. Всегда, на веки вечные!

Руне кивнул, а потом улыбнулся. Улыбался он нечасто. Обычно только ухмылялся или скалился. И зря. Улыбка так его красила.

– Знаю. Потому что мы вместе навсегда. На веки вечные, помнишь?