Натали Бизанс - Вершина. Сага «Исповедь». Книга четвёртая

Теперь, когда у меня в руках было оружие, я мог оказать сопротивление. Патриция осталась далеко, и я стал менее уязвим. Разузнав, где нахожусь, понял, что ближе всего постоялый двор, где мы остановились в ту проклятую ночь. Нужно раздобыть лошадь, узнать, что случилось с воинами отца, удалось ли кому-то выжить. Конечно, при условии, что кто-то из хозяев остался в живых…

До заката скрывался в лесу, опасаясь погони, и лишь к ночи добрался до трактира. Взглянув в окна, с удивлением обнаружил хозяина дома и его домашних в добром здравии и приподнятом настроении. На старшем из них красовался мой бархатный пелиссон*, подбитый дорогим горностаевым мехом. На полной поварихе висело жемчужное украшение Патриции, веселье шло в полном разгаре. Понятно, поживились за наш счёт, теперь пропивают награбленное. Я в одежде старого солдата, стоял и смотрел на этот разбойничий праздник, вспоминая, как хозяин в тот вечер пресмыкался предо мной, узнав о том, что я сын великого Гриманни. Картина складывалась сама собой, они и сообщили о нас нападавшим. Потому и добыча осталось им в награду.

Мышцы налились свинцом, понял, скрипя зубами, что сейчас не смогу ничего сделать в одиночку против целого семейства и их дружков, но обязательно вернусь и тогда посчитаюсь со всеми. Всё, что мне остаётся, – это попытаться украсть коня, пока в пылу пира негодяи потеряли бдительность.

В конюшне обнаружил, что мой Джюсто всё ещё здесь, бедняга, бока его были грязны и тощи, но он сразу же узнал меня. В этом прекрасном Божьем творении живёт часть моей души. Мы вместе росли в далёком и безвозвратно ушедшем беззаботном прошлом. Этот скакун, который стоит сотен других, жемчужина селекции, стоял в заброшенном виде в неубранном вонючем загоне! Сколько же дней пируют эти грязные ублюдки? Наверное, с тех пор, как обогатились, предав нас врагу.

«Ешьте и пейте всласть, я скоро вернусь, чтобы распороть гнилые ваши потроха!» – крикнул я, оседлав Джюсто и пришпорив.

Он так долго ждал освобождения, что вместе со мной всей душою насладился прохладой ночи, скоростью и ветром, но недолог был наш путь: силы вскоре покинули животное. И я был вынужден остановиться, что б он поел травы и вдоволь напился из ручья. Пока мой верный друг отъедал истощённые бока, я смог немного вздремнуть. Снился Анастасио, занявший моё место в темнице. Он молил меня вернуться и дать ему умереть. Последнее, что помню, – как пронзил его сердце. Проснулся в холодном поту.

«Может быть, не всё так страшно, это ведь только сон?!» – утешая себя, подозвал Джюсто, и мы снова стали единым целым, но оберегая его, остаток пути я не гнал, а вёл его размеренным шагом. Лишь оказавшись во владениях отца, позволил нам обоим небольшой отдых и снова в путь. К вечеру, падая от усталости, увидел очертания родового гнезда… Помню руки слуг, принявшие меня полуживого, и голос Деметрио:

– Сын мой, я дважды терял тебя! Но больше этого не случится!

Очнулся в родной постели, отмытый и выбритый начисто. Сердце болело от хранившихся здесь светлых воспоминаний о потерянном счастье. Всё так же поют птицы за окном и ярко светит солнце. Только её рядом нет… Больше не нужно скрывать свою боль, родные стены не выдадут и не предадут. Я понял, что нет у человека ничего дороже родных, всё остальное – пыль и тлен. Семья – вот единственная отрада, дарованная нам Господом Богом на этой грешной земле. Нет другого надёжного прибежища, чем плечо отца и любовь матери.

Когда спустился вниз, жизнь уже во всю кипела. Можно сказать, что во дворе собралось целое войско, солдаты и рыцари продолжали прибывать. Замок ожил. Меня приветствовали издали. Даже друзья бесшабашной молодости не рисковали ко мне приблизиться, узнав о моём несчастье. Прибыл и Борелли со своими людьми и незаменимым заморским доктором. Гостей стало больше, чем на нашей пышной свадьбе, ещё так недавно проходившей здесь. Авторитет моего отца заслуживал всеобщего уважения. Все знали его как мужественного и ловкого воина, вкусившего с полна нектар побед, не ведовавшего поражений в боях с османами. И теперь моё сердце было ему открыто. Даже тень Эделины не возникала между нами. Всё нынче стало неважным перед тем, чтобы спасти Патрицию и отстоять честь нашего рода.

– Я сообщил Папе о своих намерениях, но ждать благословения из Рима не стану. Ещё не пришёл тот день, когда славный род Гриманни безнаказанно смогут попирать! – громогласно объявил Деметрио