Татьяна Лемеш - Путь пешки. 3. Смена короля

– Танюш, давай поговорим… Помнишь, как ты со мной тогда, у обрыва? Ты ведь тогда меня удержала… Поговори со мной хоть о чем-нибудь, тебе нужно отвлечься… Подумай о себе и о ребеночке внутри тебя…

Мне абсолютно не хотелось ни о чем разговаривать – в голове было звонко и пусто… Казалось, что я и говорить-то теперь не умею. Но Мила не отступала:

– Тань, пожалуйста, не молчи… Это ты после того урода в избушке такая, да? Изнасилование – страшная вещь, я знаю… Мужчинам никогда этого не понять, они думают, что проблема только в том – больно или нет… А все намного серьезнее. Как говорил Учитель, во время этого процесса мужчина выступает как вампир и опустошает женщину, оскверняет ее. Акт любви и радости превращается в мрачное действо, лишающее… э… энергии и жизненной силы женщину… Именно поэтому многие потом кончают с собой – не от боли, не от позора, а от пустоты – они не могут найти в себе сил жить дальше…

Хм… Интересно – это что, старик на такие темы с Милой общался? Явно его обороты и энергия, о которой он все уши прожужжал. Мила же не умолкала, казалось – она сама хотела выговориться:

– Помнишь, ты меня тогда просила рассказать о себе? Да как-то у нас разговор не в ту сторону пошел… Так вот, Тань, я тебе все сейчас и расскажу. Не знаю, понимаешь ли ты меня и вообще слышишь ли… Но я думаю – хуже не будет, а мне тоже легче станет… Так вот, с чего бы начать? Начну сначала…

***

Мила все говорила – ее низкий грудной голос, такой переживающий, такой доверчивый – понемногу вытягивал меня из черной пустоты и мне уже не казалось, что я оглохла.

– В том мире, где я жила, богатые черкески зачастую растили дочерей с определенной целью – продать потом дочь в гарем османского султана. Тем более если дочки получались хорошенькими… Девочки не сталкивались с тяжелой работой, чтобы сохранить нежной кожу на руках, приглашали учителей танцев, литературы, музыки и конечно же османского языка, который девочка должна была знать в совершенстве. Честолюбивые матушки взращивали свое чадо, втайне мечтая, что однажды их дитя станет женой султана, ну а если даже и не станет – то в гареме ей обеспечена сытая привольная жизнь. С самого раннего возраста девочек соответственно настраивали, что это и есть смысл их жизни – стать женой или хотя бы наложницей великого султана…

Помню, когда мне было всего десять лет, в наш дом пришел богато одетый иностранец, осматривал меня, щупая кожу, волосы и даже сказал моей матери раздеть меня. Она как ни в чем ни бывало сняла с меня одежду и несколько раз развернула голой перед этим чужим дядькой. Мне было ужасно стыдно, хотелось убежать и куда-нибудь спрятаться – но куда бежать-то? Ведь здесь моя мама – и значит, она делает, как лучше… Мать бегло говорила по-османски, я же тогда только начинала учить этот язык и могла лишь уловить – речь шла о ланях, о талии и луне…

С тех пор моя жизнь изменилась – если до того я просто бегала свободным ребенком, то после меня начали учить… Учить многому, в том числе обольщению мужчин – и четко обозначили, зачем и для кого… А на мои робкие возражения «Мама, я не хочу к султану, я хочу жить с тобой» – мать отвечала, что я еще мала и не понимаю своего счастья… Так и проходило мое детство – в уроках и занятиях… У нас был хамам и чуть позже, когда я уже стала девушкой, меня натирали маслами и благовониями и даже учили специальным упражнениям, развивающим мышцы… э… лона…

Однажды я застала мать в печали и растерянности. Нужно сказать, что я очень любила ее – у меня не было отца, не было братьев и сестер – а мама была самой красивой, умной и всемогущей… Ну, по крайней мере, в нашем доме… Так вот, я подошла к ней – а мне было на ту пору шестнадцать лет – и поинтересовалась, что же случилось. На что она мне с нескрываемой досадой ответила «Султан-то умер… А у нас с агой уже все договорено было…» Так как мне прожужжали все уши о том, что султан – это смысл и цель моей жизни, мой нареченный и что для него я готовлюсь, то в моем воображении он, конечно, был статным, молодым и красивым… Я спросила маму: «А как же – его враги убили, да? Погиб на поле боя?» На что мать с кривой усмешкой ответила: «Да нет, малышка, от старости он скончался. От старости, похоти и обжорства»… Я была просто в ужасе – во-первых, как оказалось, меня готовили для старого похотливого обжоры, и кто – моя мама! А во-вторых – я вообще впервые видела, чтобы она так разговаривала. Моя мать всегда говорила как «курлычущая голубка» и меня так же учила – что женщина не должна выказывать ни злости, ни раздражения.