Юлия Ершова - Договор. Рассказы

IV

В очках, которые Катя прятала от мужа и сына в нижнем ящике кухонной тумбы среди салфеток и полотенец, она, закусив губы, бежала глазами по напечатанным строчкам обычного писчего листа. На листе жирными буквами зеленеет шапка и крест – аббревиатура самого раскрученного медицинского центра столицы. Она вздыхает и трёт лоб, а за её спиной нежно вздрагивает полная мяса и мясного бульона мультиварка. Напрасно она щекочет нос своей хозяйки ароматным духом пряностей и трав – Катя не съест ни кусочка даже под угрозой расстрела – аппетит и вкус к еде давно покинули её. Дребезжащий тревогой звонок из прихожей заставил Катю вздрогнуть и подскочить. Листочек в зелёной шапке слетел на пол вместе с книжкой кулинарных рецептов для мультиварки. Хозяйка упала на колени и принялась поспешно складывать злосчастный недочитанный листок в четверть, а потом спрятала его в книжке с рецептами. «Всё. Можно открывать», – вздохнула она.

Запах духов окатил Катю с порога, она зажмурилась и затаила дыхание, чтобы эфир французского парфюма не разорвал её лёгкие.

– Соня, – прошептала она с закрытыми глазами.

– Думаешь, кто вместо тебя коротает ночи с шефом? В последнее время он даже переодеться домой не выпускает, – полным достоинства голосом сказала гостья и сбросила голубой плащ прямо в руки хозяйки.– Но должности он мне до сих пор не предложил, – хмыкнула она.

– Для женщины главное – семья, – успокоила гостью Катя и повесила плащ, – а с этим у тебя всё уже в порядке.

– Ты стала слишком скучной, – отозвалась Соня и оглядела подругу, – а похудела-то, респект, – протянула она с тихим восторгом.– В наши годы это невозможно. Пойдём, диету распишешь. Я тоже буду… Ой, а дух-то какой мясной, живот свело, – восхитилась Соня, присаживаясь за кухонный столик. Взгляд её упал на книжку рецептов для мультиварки, которая, сверкая глянцем, лежала на столе. Из пухлой середины книжки торчал уголок белой бумаги. «Закладка», – сообразила гостья и потянулась к рецептам, но не тут-то было – с кошачьей ловкостью Катя вцепилась в книжку и спрятала её за спиной.

– Ты руки помыла? – спросила хозяйка придушенным голосом и попятилась к кухонному шкафу.

– Да, – соврала Соня, не отрывая взгляда от напряжённого лица подруги, —ещё туфли не успела скинуть, как сподобилась…

– Тогда давай… обедать? Я жаркое тут по-гречески приготовила, – пролепетала хозяйка, вплотную придвинувшись к шкафу.– А то ведь тебе на работу, перерыв не резиновый, надо поесть…

– Ничего, ничего, – успокоила подругу Соня, – у меня отгул за субботу. И вообще, я дома поела. А к тебе на кофе заскочила. Дай, думаю, проведаю, как она там, родная душа. Профитролей, вот, захватила. Потрескаем, думаю. А ты на диете, – пронизала она взглядом Катю, отчего та побледнела и тут же покраснела.

– Ааа, – протянула Катя и опустила голову.– Как шеф? – нашлась она вскоре. Глубокий вздох снял её напряжённость.

Соня улыбнулась и застрекотала. Длинные сережки её, пучки цепочек, с задором подпрыгивали, сожженные краской завитки волос вздрагивали на висках. Тема шефа была у Сони любимой. О его брюках, стрижке, туфлях и перстне на безымянном пальце она готова была в красках и деталях излагать с утра до вечера, причмокивая язычком. Катя заскучала и успокоилась одновременно. Рассказ о костяшке на пальце шефа пролил бальзам на её воспалённые нервы, и Катя зевнула, а её гостья, прищурив глаза, в которых блеснули хитринки, протянула медовым голоском:

– Кэти, ангел мой, давай вернём юные годы. Помнишь наш альбом? Ты с волосами до пят? Во где чудо…

Катя, доверившись сладкому голосу подруги, унеслась в спальню. Там, в шкафу, на обувной полке, где томятся в ожидании своего часа её лаковые итальянские туфли, уже шестнадцать лет хранится альбом с настоящими бумажными фото, глянцевыми и матовыми. К ним можно прикоснуться, на них может упасть слеза, губами можно запечатлеть поцелуй на любой из картонных карточек.

– Я решила немного помыть тут… посуду, – торопливо пробормотала Соня, едва подруга залетела на кухню с кожаным альбомом в руках.

– Хочешь кофе с кремами? Ещё чашечку? – спросила сияющая Катя и, считав неуверенное согласие с лица подруги, ринулась к плите. Она не признавала никаких автоматических машин, только ручная варка в турке с закопченной ручкой из дерева и волнистыми краями почерневшей меди.

Они обнялись, когда кофе в турке забурлил вулканической лавой и выплюнул на плиту немного шоколадной жидкости, тут же зашипевшей на металле. Соня поцеловала волосы любимой подруги и прижала её к груди так искренне, что та разревелась, будто сжатые воды прорвали, наконец, дамбу и унеслись в открытый океан слёз.