Дарья Дезомбре - Стать регентом

И за минуту до того, как провалиться в полуобморочный сон, перед глазами его вдруг вспыхнула яркая, как из другой жизни, картинка: он, Окиянин, стоит вниз головой на дне рождении Костика, лучшего друга. Он стоит вниз головой на спор, в коридоре, а в квартиру входит девушка в легком сарафане с открытыми тонкими руками, с низко, как у Одри Хепберн, подстриженной челкой… И Костя торжественно объявляет: «Знакомьтесь, моя девушка, Варвара!» Окиянин тогда неловко «упал» с головы, что вызвало всеобщий смех. И, представляясь девушке, он уже понял, что убъет Костю, потому что девушка была… Она, словом, не имела к Косте никакого отношения, хотя влюбленный Костя этого еще не знал… К слову сказать, Костю убивать не пришлось – расстались они с Варей быстро, но и Яр постепенно свел общение с ним на «нет». Ему самому не хотелось себе признаваться, что дело просто было в том, что Костя с Варей спал и тем автоматически стал Окиянину отвратителен…

На следующее утро его разбудила уже новая девица с ресепшен: он совсем забыл, что сам попросил поднять его в полседьмого для обязательной пробежки. Спускаясь на лифте, Яр кожей ощущал тишину погруженного в сон отеля. Ему было все равно, в какую сторону бежать, и он взял направление на шпиль городской ратуши. И не ошибся: через пять минут он уже стоял, задрав голову, разглядывая позолоченого человечка на шпиле. Небо было ясное, и человечек блестел в лазоревых высотах, гордый и одинокий. Яр вспомнил о символике городской скульптуры – о ней говорилось в книге, которую он недавно прочел. Читал Окиянин много и эрудиции был пугающей. Вот, к примеру, символика средневековой скульптуры, с кем поделиться мыслью? Раньше он все выплескивал Варе, и все приобретало ценность, только уже будучи ей рассказанным. Он вспомнил, как однажды в сессию, за сорок минут поездки в метро от ее дома до института, успел «закачать» в нее уйму знаний по французской литературе конца девятнадцатого – начала двадцатого века. Да так, что она, смеясь и хватая его за локоть (ах, ну почему же за локоть, любовь моя!), выговаривала, что он не обязан предоставлять ей такие сведения об отношениях Верлена и Рембо, все равно она не сможет изложить сии ценнейшие детали преподавателю! В тот день он не стал ее ждать с экзамена – по ее смущенному лицу Яр понял, что на встречу планируется очередной поклонник. Так, выйдя из здания факультета, Яр позвонил одной из старинных приятельниц, пригласив ее в свою комнату на Васильевском. Приглашение без экивоков было тотчас же принято. Девушка была из тех, что ему обычно нравились – высокая, с крупной грудью и ягодицами. Когда они отзанимались любовью, она закурила и спросила:

– Ты, случаем, умирать не собираешься?

– Почему? – только и мог он ответить, откинувшись на подушки.

Она затянулась.

– Да просто трахался, как в последний раз.

– Да нет, не в последний. – Окиянину уже хотелось, чтобы она ушла.

– Завтра встретимся? – девушка не глядя пошарила руками под кроватью в поисках колготок.

– Я позвоню, – он взглянул на часы, машинально отметив, что Варя должна была уже выйти из института со своим кавалером.

Варя, конечно, прекрасно понимала, что ее отношения с Окияниным («Оушеном», как она его частенько называла, переведя Окиянина в Море-Окияна, а потом и в английскую версию) нельзя назвать нормальными. Дружить с влюбленным в тебя мужчиной, тем более столь тяжело влюбленным, извращение. Желание, которое он к ней испытывал, Яр прятал истово, берег от взглядов, как девичью честь. Это и был вопрос гордости – еще не хватало и этого последнего унижения: знать, что она видит, что он… Иногда ему казалось, что если бы он попросил, то Варя пришла бы к нему в коммуналку на Васильевском, но разве о таком просят? Но порой было наплевать, что «не просят». В такие моменты голубые глаза Яра темнели, а Варя вдруг отворачивалась и начинала говорить о ерунде.

Впрочем, после того подслушанного разговора Окиянин понял, что просить никогда не будет.

Дело было за городом, они приехали на дачу к очередной ее подруге. Пока Варя и подруга готовили обед, Окиянин наносил воды с колонки. Подойдя к двери на кухню, он услышал:

– Да дай ты ему, Варька! Прямо ж сердце надрывается на него смотреть!

– Кать, – произнесла Варя совсем не своим, а каким-то больным голосом. – Не могу я. Ты думаешь, я не вижу, что он меня любит все эти годы и никто меня как он любить не будет?

– Ну, это положим, – раздался стук ножа, видно, он застал подруг за резкой салата. – Жизнь-то длинная. Чего головой-то мотаешь?