Алексей Бородкин - Мужчина и его женщины

…После сеанса захотелось есть. Тётка с улыбчивым лицом карманника продавала на остановке беляши. Купили два.

– Какой горячий! – удивилась Лена.

– Только что испекла, деточки,– пообещала тётка. – Кушайте.

– И у меня, – проговорил Саша. – Горячий.

Когда отошли на приличное расстояние, оказалось, что начинки нет и в помине. Ни в одном пирожке. Тётка таким манером "поднимала бабки". Экономила на начинке.

Саша хотел вернуться, потребовать деньги. Лена сказала, что это пустое:

– Бизнес есть бизнес. Она молодец. Это мы оплошали.

Две последующие недели пролетели в волшебной дымке. Такое бывает, когда влюблён и молод. Опыт и практицизм ещё не отравляют сознание. Не обжегся на молоке, а потому нет смысла дуть на воду.

Лена пригласила к себе. Сказала, что пора познакомиться ближе. Двусмысленность фразы настораживала (с одной стороны), в другой – приятно возбуждала.

Назвала адрес, уточнила во сколько прийти. Перечислила, что нужно купить. Её деловитость волновала не менее приглашения.

Весь день сидел, как на иголках. Андрей Бузина заметил нетипичное поведение самца, спросил:

– Чего елозишь? В лотерею собираешься выиграть?

– На свидание иду.

– А-а! – в голосе Бузины прочиталось разочарование. Он втянул в себя воздух и выдохнул: – Нужное в хозяйстве дело. Хотя и затратное.

Район был незнакомый. Точнее малознакомый. Саша бывал здесь только однажды, в детстве, когда болел корью. Где-то здесь притаилась инфекционка.

Чтобы обнаружить заветный дом, пришлось пойти на контакт с местным населением – остановить пацана на спортивном велосипеде. Парнишка долго крутил башкой, не понимая чего от него хотят. Потом махнул грязной ладошкой в сторону солнца, сказал, что Саша не доехал целую остановку.

– Лучше, мля, на трамвае. – Ещё раз махнул ладонью. – Или чеши, мля, в том направлении. Увидишь сталинку говняную, ага, значит пришел. Спроси где-нибудь, если заплутаешь.

– Спасибо! – поблагодарил Саша.

– Ага. Давай-давай.

Парнишка налёг на педаль и припал к рулю.

Страстно захотелось свиснуть ему вдогонку. Для ускорения.

Дом был выкрашен характерного цвета краской. Саша сразу узнал его и мысленно поблагодарил велосипедиста за внятное описание. Горчичный корпус украшали коричневые колонны. Сталинка!

В отзвуках этого названия было что-то таинственное. Грозно гремели литавры революции, люди в чёрных кожанках перемещались по Красной площади, гудели бронемашины. Боец в будёновке накалывал на винтовочный штык пропуска. Ленин подписывал декрет. Сталин склонился над картой страны. Троцкий мчался в бронепоезде…

"Если был культ личности, – не к месту подумал Саша, – значит, была и личность. Чем ярче личность, тем масштабнее культ".

Скрипнула дверь. Парадное, лестница, нужный этаж. Смиряя трепет сердца, Саша Раевский надавил на кнопку звонка. Поднял голову, удивился высоте потолков.

Лена открыла почти сразу. Не ней было красивое голубое платье. Ровное, шёлковое с асимметричным вырезом и брошью. Саше понравилась выразительная лаконичность наряда.

Хотелось сказать что-то возвышенное. На ум пришло пошлое:

– Тебе идёт. – И ещё: – Ничего себе квартирка!

Лена приняла пакеты, убежала на кухню. Крикнула:

– Это квартира бабушки. Я тебе рассказывала. Проходи в гостиную!

Саша прошел по коридору. Под ногой скрипнула паркетная доска, из окна, сквозь стекло дверей уколол солнечный луч. Было ощущение, что сталинка присматривается к новому человеку.

В большой комнате (очевидно гостиной) Саша остановился. Почему-то его удивил круглый стол. Поверх столешницы уложили толстое матерчатое покрывало (длинное, до самого пола, с кистями), Покрывало защитили клеёнкой. Поверх всего – ситцевая скатерть с крупными птицами. Саша приподнял "пирог", стараясь разглядеть, что скрывали с подобной тщательностью…

– Обычный стол. – Лена вошла в комнату, несла тарелки. – Восемнадцатый, кажется, век. Дубовый. Бабушка его любила и оберегала.

Лена поставила тарелки и опять вышла, оставив Сашу наедине с комнатой.

В углу стояли напольные часы. Чуть выше и правее закрепили книжную полку, но книг было мало. На полке разместились статуэтки слоников, кошка, вырезанная из чёрного дерева, несколько чёрно-белых ржавых фотографий. За стеклом – фарфоровые чашки. Тонкие и прозрачные, как пальцы балерины. Рядом висело нечто странное: грубое, выгнутое, серое, неприятное.

"Весло? – подумал Саша. – Или…"