Ну это она, конечно, гиперболизирует. Хотя сыну только девять, он у меня мальчик самостоятельный – весь в свою бабушку: такой же категоричный и ершистый.
Марина, с которой мы вместе работали в Наманганском городском отделе статистики, когда услышала, куда я собралась, тотчас же заявила:
– Я с тобой!
Жалко мне девчонку – хорошая она: весёлая, открытая, простая. Даже не верится, что в неблагополучной семье выросла. Нет в ней того двойного дна, который наслаивается при такой-то жизни. Отец Марины год назад сгорел от пьянки. Грешно так говорить, но вырывается поневоле: -«Царство небесное, вечный упокой – кровопийца был такой».
Доставалось от него девчонке и в дело, и без дела. Частенько она на работу в синяках приходила. Да и младшему её братишке Сергею влетало за компанию. Мать Марины от такой жизни стала злой, желчной, всем и всегда недовольной. Не жизнь, а «сплошное кино ужасов» – по выражению Марины. Как не сбежишь от всего этого?
– А, как же Серёжка? – поинтересовалась я тогда. – Как он без тебя?
Маринка нахмурилась, но ответила твёрдо:
– Как только обустроюсь, сразу Серого заберу!
О матери – ни слова… Отказать ей я не посмела.
А вот они и минусы пошли, о которых я догадывалась: на работу приходится ездить во Владивосток. Дорога в один конец отнимает около полутора часов и вставать приходится в шесть утра. Мне-то привычно, а вот с Мариной целая канитель. Каждое утро одно и тоже:
– Соня-засоня, вставай!
В ответ:
– Угу… Сейчас.
И тишина. Через пять минут:
– Подъём, а то – побъём!
И на её угу:
– Всё пошла за чайником: сейчас поливать буду наш «цветочек лазоревый», чтобы спать во время ложился!
– Только попробуй! – выдаёт «цветочек лазоревый», соскакивая с кровати и направляясь в душ.
Уже зима: светает поздно, темнеет рано. Из дома уезжаем ещё темно – возвращаемся уже темно. Сегодня я возвращаюсь одна: Маринка осталась у своей подружки Верочки, с которой сдружилась уже здесь. Моя юная подруга человек лёгкий, бесконфликтный, как теперь говорят – коммуникабельный. Мне повезло с ней: девушка способна расшевелить любого «меланхолика», коим являюсь я, по словам опять-таки моей мамы. Подозреваю, что мама меня специально «спровадила» из дома, чтобы я «пообтесалась».
В автобусе народу почти битком – он последний на сегодня. Еле успела: можно сказать, почти на ходу запрыгнула. Задумчиво смотрю в окно, перебирая в памяти сегодняшний день, не особенно удавшийся. Должна была звонить одна дама, у которой мы надеемся снять другую квартиру: пора перебираться в город. Не выгодно ездить из Артёма: тратится немало времени на дорогу и немало средств. Пытаемся договориться с Ниной Петровной об оплате, но она всё тянет. Вот и сегодня звонка я так и не дождалась.
С оконного стекла на меня смотрит уставшее лицо не юной красотки, но женщины уже кое-что повидавшей в этой жизни. Я усмехаюсь ему – лицо делает то же самое, словно подбадривая: -«Держи хвост пистолетом – всё проходит. Пройдёт и это».
Очень скучаю по своим: по сыну, по моей неординарной маме. Пишу часто. Иногда звоню. В ответ одно: у нас всё хорошо – можешь не волноваться. Мы с Игорем пришли к компромиссу: он не цепляет меня – я его.
Крепко держусь за поручень: автобус мотыляется, как щепка в проруби – то ли дорога виновата, то ли неопытный водитель за рулём. И неожиданно всей кожей чувствую на себе чей-то пристальный взгляд. Невольно поворачиваю голову и вижу взгляд в упор. Мужчина явно нестарый – слегка за тридцать. Взгляд внимательный, цепкий, с лёгким прищуром. Это всё, что успеваю разглядеть – сразу же отворачиваюсь.
И сразу мысли-мысли гурьбой, как снежинки, что за окном:
– Как же можно вот так, бесцеремонно рассматривать женщину?! Он, что не понимает, что я не картина в галерее?… Безобразие какое-то! Вот возьму сейчас и покажу ему язык… Нет, как-то не солидно… А вот Марина, наверное, так бы и сделала! Но молодости позволительна милая шалость, а вот взрослой женщине – нет.
Невольно улыбаюсь этой мысли, и мужчина, разглядывающий меня, уже не кажется таким невоспитанным и бесцеремонным. Я просто отворачиваюсь к окну и стараюсь о нём больше не думать. Но мысли сами возвращаются назад, и я ничего не могу с ними поделать.
Обычно я не могу смотретьь на мужчину: природная, видите ли, застенчивость, а уж тем более – смотреть в глаза. И, если чувствую, что на меня смотрит кто-то, сразу деревенею: лицо становится холодным и сердитым, и я стараюсь уйти от такого взгляда. Но сейчас… Бессознательно поднимаю глаза на человека, смотрящего на меня, и мы встречаемся взглядом. Мужчина вздрагивает, а я начинаю краснеть. Готова уже сквозь землю провалиться от этой своей «детской привычки»
Читать дальше