Александр Андрюхин - Дежавю на крови. История о том, что получает мужчина, готовый на все ради любви

«Выбить что ли?» – подумал Евгений, параллельно оценивая фронт работы. Дверь одинарная. Сразу видно, что сюда переехали недавно и еще не успели поставить бронированную дверь. Три удара – и проблема решена. Весь вопрос, та ли эта квартира? Колесников ведь мог и наплести.

Не углубляясь в размышления, Трубников, отошел на три шага и грудью кинулся на дверь. Она жалобно всхлипнула, но не поддалась. Трубников отошел на пять шагов и со звериным хрипом повторил попытку. Плечо хрустнуло, но дверь по-прежнему была глуха к чаяниям гостя. Ничего! Сейчас мы ее ножкой! Будет фишка, если квартира окажется не та.

Три удара по замку пяткой – и дверь приняла более гостеприимный вид. Трубников влетел в темную квартиру и остановился. Приглядевшись, увидел, что из-под двери гостиной выбивается слабая полоска света. Не без волнения Евгений толкнул дверь и вздрогнул. На полу в луже крови под фиолетовым торшером лежал он, друг его детства Димка Колесников. Лежал, не шевелясь, и был совершенно прозрачным.

Трубников не долго пребывал в оцепенении. Он деловито подошел и, не сводя глаз с безжизненного лица Димана, поднял его руку. Из разреза у запястья еще продолжала струиться кровь и, кажется, не собиралась сворачиваться. Трубников осмотрелся. На журнальном столике стояла магнитола. Гость выдернул ее из розетки, оторвал провод и туго стянул руку товарища пониже локтя.

Веки Колесникова внезапно дернулись и медленно поднялись вверх. В глазах было мутно и бестолково. Но в какую-то секунду в них что-то блеснуло, и Колесников едва заметно улыбнулся.

– Женя, ты все-таки приехал, – еле слышно прошептали белые губы, и веки снова закрылись.

В это время в прихожей раздался звонок. Трубников вздрогнул и поспешно проследовал к выходу. Звонили по домофону.

– «Скорую» вызывали? – спросили внизу.

– Да-да, мы вас ждем. Входите!

Самую первую подлость Колесников совершил в шестом классе. Их с Трубниковым пригласили участвовать в районном конкурсе чтецов. Первый приз – портативный магнитофон «Легенда», второй – транзисторный радиоприемник «Альпинист». Среди чтецов в школе Трубникову не было равных. Особенно он проникновенно читал Лермонтовское стихотворение «Смерть поэта». Когда Женя выходил на сцену актового зала и начинал декламировать «Погиб поэт, невольник чести», замолкали даже самые отъявленные хулиганы. Колесников в принципе читал тоже неплохо, но все равно на голову ниже Трубникова. У него не выступала на лбу испарина и не очень органично выбрасывалась рука в сторону преподавательского состава на строках: «А вы, надменные потомки известной подлостью прославленных отцов…» Хотя Дима в подражание другу читал эти стихи тоже с большим воодушевлением.

Когда объявили этот конкурс, литераторша Нина Петровна, вернувшись из гороно, заявила, что первое место их школе обеспечено железно. Она, в качестве члена журю, только что прослушала кандидатов из других школ и дает голову на отсечение, что Трубникову равных нет. Нет равных даже Колесникову.

Диман сразу заволновался и начал требовать, чтобы Лермонтовское стихотворение «Смерть поэта» дали прочесть ему.

– Ни за что! Это мое стихотворение! – покраснел от возмущения Трубников.

– Да, действительно, – согласилась Нина Петровна. – Раз уж у Жени так хорошо получается, то пусть и читает. А ты, Дима, прочти «Белеет парус одинокий».

Колесников приуныл.

– А можно, мы вместе прочтем «Смерть поэта»? – с последней надеждой попросил он.

– Нет! – ответила учительница. – Комиссия снижает бал, если одно и то же произведение читают дважды. Да ты не расстраивайся, Дима. Второй приз тоже неплохой.

На городском смотре действительно читали все очень плохо: фальшиво, помпезно и через чур громко. «Настоящее искусство не нуждается в луженой глотке», – думал за кулисами Трубников и посмеивался над конкурсантами. Его берегли напоследок, как сюрприз. Перед ним пустили Колесникова. Диман вышел с хмурым лицом, трагично закрыл глаза и вдруг продекламировал скорбным голосом: «Погиб поэт, невольник чести…»

С первых же слов Колесникова утихли все зрители в зале, которые до этого вели себя весьма вольно. Трубников видел, как преобразились и приосанились члены городского жюри. Даже работники сцены, и те повернули головы на чтеца, на минуту оторвавшись от своих карт. От такой неожиданности Женя остолбенел. Он пребывал в состоянии шока до конца стихотворения. И даже после того, как зал разразился бурными аплодисментами, Трубников никак не мог прийти в себя и понять в чем дело?