— Если оно будет, это потом.
Она еще выглядывала из окна, когда ей почудился характерный шум, такой обычно издают лопасти и мотор вертолета.
— Похоже, у нас гости. Кого там несет… неужто «гостеприимного хозяина»…
Неприятное предчувствие сжало сердце, захотелось быть где угодно, только не здесь. Но она снова справилась с собой, напомнив о тех людях, что умудрялись быть счастливыми до самого конца.
— Вам что-то грозит, матушка, но что грозит, вы не знаете… А и черт с ним. Будут бить — будем плакать.
Саша потихоньку начала делать зарисовки к модели, и так увлеклась, даже негромко запела.
Арсений прилетел с хорошим настроем на активный отдых, при нем была сумка, полная новехоньких игрушек, последний писк, только-только принесли. Девчонкам должно понравиться. Он еще раз вздохнул полной грудью и вылез из вертолета. Хозяина встречали, его ждали, все было отработано идеально, как он любит. Глаза в пол, головы склонены, везде идеальная чистота и порядок. Короткий доклад управляющего по дороге к личной части замка, кивок. Перед высокой кованой дверью (настоящее произведение искусства), ведущей в господские покои, он отпустил всех и, оставшись один, вошел в свое… как бы это назвать? Комната игр? Святая святых? Тайное убежище? Лаборатория? Да… скорее всего, именно лаборатория. Точнее, место для психологической разгрузки и экспериментов.
Так он размышлял то недолгое время, что шел мимо кабинета и бильярдной до дверей большого овального помещения, в котором была устроена его спальня. Однако его «лаборатория» заслуживала отдельного внимания. Большая овальная комната с гигантской овальной кроватью, к комнате примыкало несколько ванных и терраса с высокими каменными парапетами, выходящая на озеро. Голые каменные стены украшены гербами и картинами, старинные бесценные гобелены, великолепные шкуры хищников на полу. Мебели минимум, множество подушек. И еще множество разных креплений и приспособлений для фиксации и прочих развлечений. Все очень изящно, никакой грубости. Эстетично до предела, можно сказать, полный декаданс.
Девушки уже были тут, как он и распорядился. Красавицы, четырех мастей, те, которых он заказывал. Пышная блондинка с золотистыми глазами — номер 13, тонкая, гибкая, как змея, черноволосая и черноглазая смуглая азиатка — номер 6, грудастая, кудрявая, рыжеволосая и зеленоглазая — номер 37 и стройная, с волнистыми каштановыми волосами, очень белокожая синеглазая — номер 18. Все четверо словно вибрирующие струны от ожидания наслаждений, губы призывно полуоткрыты, глаза мерцают, он мог поклясться, что девчонки влажные от одного его вида, даже скорее от одной мысли о нем.
Великолепно. Он завидовал себе сам. Весь мир пусть остается за закрытой дверью, наслаждения начинаются. Он бросил сумку на пол и протянул наложницам руки для поцелуя. Они прекрасно знали, что надо делать. А у Арсения для них было молодое сильное, ненасытное тело, руки, губы, игрушки… Всё. Всё, что может нести наслаждение, доставлять немыслимые, иногда жестокие и извращенные, но в итоге все-таки сладкие мгновения удовольствий. Всё.
Всё, кроме сердца. И кроме головы. Он никогда не делился с ними мыслями, практически не разговаривал, мог иногда озвучить команду, и все. Его великолепные, сказочно прекрасные наложницы носили ошейники с номерочками и отзывались на номер. Имен не было ни у одной. А к нему они обращались «хозяин», но только если он позволит. Для этого надо было встать на колени и прикоснуться к ноге, прося разрешения. Правда, надо сказать, что ошейники были драгоценные. Точнее, весьма и весьма драгоценные. Покруче, чем те, что в коллекции у Лиз Тейлор или Лолобриджиды. Но сути это не меняло. Ошейник или колье с номером, суть одна — символ рабства. Но самое смешное в этом всем было то, что девушек все устраивало, они охотно играли в эту игру. Ведь для игры «хозяин-раб» нужны двое. А уж как их занимала постоянная подковерная война за благосклонность хозяина! Вот где была настоящая жизнь!
Рассуждения о преимуществах рабовладения немного занимали голову хозяина, которого в четыре пары ловких рук мыли и возбуждали, подводя к тому состоянию, когда он был способен одарить своим вниманием целую роту мокрых щелок, но скоро верхний мозг уступил бразды правления нижнему, и да… Да. Да. Да. Да. Да. Весь мир ждал в сторонке.
Потрясающий 3-часовой постельный шторм закончился легким сном, несущим отдохновение и новые силы для новых подвигов. Но вот же незадача, на новые подвиги его почему-то не тянуло, да и вместо блаженного умиротворения после «трудов праведных», которое он должен был бы испытывать, было ощущение странного осадка. Как будто гвоздь в голове. Так бывает, иногда преследует ощущение несделанного чего-то, и определить-то невозможно, что именно ты не сделал, а это чувство не дает покоя.
Читать дальше