Таня Сербиянова - Жизнь с двух сторон. Повесть андрогина

Секундами спустя, обвела всех, стоящих перед ней, недоверчивым и полоумным взглядом, испытывая некоторое оцепенение и шок.

Догадка, так резко поразившая ее, становилась реальностью и выплывала теперь перед ней чертами такого знакомого и близкого с самого раннего детства лица.

– Боря? Что это за маскарад? Ты зачем это…

– Да, дай же я тебя поцелую, а то не по-христиански как-то получается…

Борька, или что он собой представлял сейчас в этом удивительном женском наряде, наконец-то отделился от своего спутника и, сделав небольшой шажок, пристукнув каблучком туфель на шпильке, приблизился к ней лицом… Затем, как в замедленной съемке: припал к ней, обхватил и тут же, обдавая ее запахом дорогих дамских духов, прикоснулся своими накрашенными губами к ее лицу… Она уловила необыкновенно чарующие и нежные запахи дорогой парфюмерии, ощутила необыкновенную мягкость кожи лица и непривычное, несильное, совсем уже не Борькино соприкосновение с женской грудью.

А может, это не Борька? мгновенно вспыхнула такая спасительная мысль.

Но, тут же, неожиданно, почти в самое ухо она услышала горячий и страстный шепот:

– Это я, я, дорогая моя девочка! Не бойся! Просто я сейчас стала немного другая…

Шок!

Самый настоящий шок испытала Наташка, отчего замерла, не понимая и не ощущая свое тело, почти ничего не соображая.

Этот шок, как следствие, от всего происходящего, нелепости услышанного и увиденного!

Потом она почувствовала, что ее тело начало предательски сотрясаться от дрожи, словно в лихорадке. А от ощущений тепла его тела и запахов лица, которое все еще прижималось, она, испытывая сильное потрясение, обмякла и растерялась. Дрожь в теле усилилась. Потом неожиданно сама, удивляясь своему непривычному тембру и дрожи в голосе, спросила:

– Боря! Это ты, ты зачем? – прошептала, стараясь освободиться с поворотом головы от его лица.

– Все потом! Потом! – сказал, а потом словно из тумана перед ее глазами снова выплыло, удаляясь, его накрашенное и такое, вместе с тем необычное и в чем-то привычное лицо.

– Что потом? – спросила неожиданно грубо и резко.

– Все!

– Что все? Объясни? – снова резко и в том же тоне.

– Все потом!

И обернувшись, все еще удерживая руку Наташки, как бы остерегаясь ее побега, сказал какую-то фразу на английском своему спутнику. Она только успела отметить высокий тембр его голоса и уловить смысл английских слов его о дружбе и о детстве. И они, его слова, такие странные, непривычные, произнесенные с сильным акцентом на английском, произнесенные с его интонацией, и в тоже время, как-то непохожие на его голос, из-за этого непривычно высокого тембра, запомнились и почему-то врезались в память.

Наташка беспомощно, вибрируя каждой частичкой своего тела, все еще не могла сдвинуться, пошевелиться, опомниться. Она смотрела и не видела, слушала и не слышала того, кто стоял перед ней, кто разговаривал и расспрашивал. Наконец, до нее дошло обращение, несколько раз повторенное и обращенное к ней. Ей запомнилась Борькина фраза о том, что это событие и встречу надо бы отметить.

Отметить? Как странно? – спросила себя.

А что странного?

Да все! И встреча эта и такой необычный, и непривычный в женском обличии Борька…

Высокий и немного сутулый, чернявый мальчишка сиротливо стоял у доски, уставившись немигающим взглядом в пол.

– Знакомьтесь дети, это наш новый ученик! – Дети оживились и зашумели…

– Тише, тише! А как зовут тебя? – стараясь как можно спокойней и ласковее, спросила учительница.

– Болька, – довольно смешно и коверкая свое имя, пропищал это мальчишка.

Тут же поднялся смех и дети наперебой принялись передразнивать, повторяя в разных вариациях это его – Болька… Наташе стало жалко этого мальчишку и она, откинув крышку своей парты, встала и громко, чтобы слышали все сказала:

– Татьяна Петровна, а можно Боря сядет ко мне?

Дети еще сильнее заерзали и кто-то, кажется, второгодник Старикин с последней парты:

– А что? Татьяна Петровна, пусть он садится к Наташке, ведь все равно с ней никто не хочет сидеть! Она же у нас бешеная!

Дети снова засмеялись, но Борьку уже направляла учительница в сторону Наташки.

– Садись! Садись, мальчик. Будем знакомы, меня зовут…

– Знаю, Наташей! – пробурчал с благодарностью Борька и взглянул на свою спасительницу.

С этого дня началась их дружба, Борьки с Наташей, которая переросла потом, классу к восьмому, в самую первую и такую страстную юношескую любовь.