Лариса Малмыгина - Легко ли быть ведьмой

Я потерла ладошки и подумала, что положение дел исправляется, голодать мы не будем.

К вечеру прибежала соседка с первого этажа и попросила посмотреть ее на предмет каких-нибудь заболеваний. Я искоса взглянула и мысленно перекрестилась. На бабе Зине красовалось то, что в народе называют порчей.

Порчу я снимать не умела, к тому же, боялась, что перетяну ее на себя. Но отказываться от работы было нельзя, мне необходимы деньги.

– Придите завтра, – ласково проговорила я, а сама подумала, что после ее ухода сразу же позвоню бабуле.

– Хорошо, – согласилась Зинаида Антоновна. – И что же, девонька, скрывала, что экстрасенс?

– Какой экстрасенс? – всплеснула руками я.

– Самый настоящий, – улыбнулась соседка. – Только очень добрый. Мы все уже давно полюбили тебя.

И она положила на холодильник шоколадку.

К сожалению, бабуля по телефону отругала меня за то, что обнадежила испорченную соседку.

– И что я теперь ей скажу? – расстроилась я.

– Хочешь перетянуть порчу? Скажи, чтобы сама себя лечила, – отрезала мамина мама. И рассказала про энергетические кирпичики, которыми следует закладывать пробоины в биополе.

Чувствуя слабость в теле, я все же пошла на кухню и сварила манную кашу. А потом позвала детей ужинать. Но ужинать нам не дали.

Соседка из соседнего подъезда, представившаяся Элеонорой Родионовной, притащила фотографию пропавшего месяц назад внука.

– Не можешь сказать, где он сейчас? Жив ли? – тыча мне в нос снимок, возбужденно проговорила она.

– Подождите немного, – я усадила ее на диван, – покормлю детей и приду.

Наскоро поглотав кашу, я вышла к нежданной гостье. Олесь вызвался помыть посуду, а Анжела ее вытереть.

Быстрым движением Элеонора положила на журнальный столик цветное фото, а рядом пятитысячную купюру.

– Уберите деньги, – вяло произнесла я, параллельно соображая, что этой суммы хватило бы оплатить социальные расходы.

Со снимка пытливо смотрел светловолосый юноша, а от него шла живая энергетика. То есть от него шло тепло. Правда, тепло было слабым, будто мальчик в данное время сильно болел.

Я зажмурилась и погрузилась в транс. Из небытия выплыл небольшой щитовой дом, вероятно, садовый, затем железная койка, застеленная ватным одеялом, и на ней тело. Рядом с телом сидела девушка. Она была чем-то одурманена.

Запахло перегаром. Или нет? Непонятно. Невидимая камера поплыла в сторону, появился стол, а на столе шприцы.

Все встало на свои места.

– Он жив, – очнувшись, сказала я напружинившейся Элеоноре. – Но он колется. Он наркоман?

– Да, – вздрогнула соседка. – Где мальчик?

– В саду, – чувствуя сильнейшую слабость, промямлила я. И описала ветхую халупу, в которой находились парень и девушка.

– Где находится этот сад? – закричала клиентка.

– Не знаю, – затряслась я и протянула старухе ее купюру.

Но она ее не взяла. Встав, она поцеловала меня в щеку, а отойдя на шаг, набрала на мобильнике полицию.

Через полчаса приехали стражи порядка и попросили меня нарисовать халупу. Я нарисовала, хотя никогда раньше художеством не занималась.

Дети сидели в уголке и тоскливо смотрели на занятую чужими проблемами мать.

«Потерпите немного, – мысленно обратилась я к ним, – Зато завтра у нас будут деньги, чтобы заплатить за квартиру. А потом я заработаю еще, мы не будем нуждаться назло всем ненадежным папам в мире».

– А можете вы показать это место? – поинтересовался молодой полицейский и расстелил не столе карту республики.

Я обреченно закрыла глаза и начала водить ладонями по атласу. Неожиданно стало жарко. Я убрала руки и прочитала название населенного пункта.

– Абдуллино.

– А если точнее? – с надеждой проговорил страж порядка.

– Точнее, – отрешенно пробормотала я, – садовое товарищество «Дружба».

А высшие силы мне уже показывали номер дома – 125.

– Спасибо! – обрадовался опер и обратился к товарищу, до сих пор молчаливо подпирающему стену. – Поехали.

За ними выбежала заплаканная Элеонора.

Когда они испарились, я поглядела на пятитысячную купюру и подумала о том, что деньги просто так не даются.

Дети спали на ходу. Я уложила их в кроватки и пошла в ванную, чтобы принять душ. А там пустила большую струю теплой воды и с полчаса простояла под ней, чтобы прийти в себя.

А потом отключила мобильник, дверной звонок и, обессиленная, рухнула в разобранную кровать. Заснула сразу.

Утром болело все, что только могло болеть. Я подошла к иконе Богородицы и мысленно попросила у нее прощения за то, что вмешалась в их дела. Она смотрела на меня скорбными глазами. А потом уголки губ Богоматери поползли вверх и она ободряюще улыбнулась.