Владимир Митюк - Миссия сострадания. Нескромные новеллы

Но почему я решил, что она исполнит обещание? Если подумать, она вовсе ничего не обещала, а только попыталась успокоить. Хорошо, что я курил мало, иначе бы урны были до предела забиты окурками.

Периодически впадал в отчаяние, сменяемое надеждой по прибытию очередной электрички. Наверное, со стороны я представлял собой жалкое зрелище. Особенно, когда меня взяли под руку.

– Давно ждёшь?

– Да нет, только что приехал, – честно соврал я.

– Да? Ну, тогда пойдём, – женщина всё поняла, и только улыбнулась.

***

Мы идём по главной аллее, перебрасываясь ничего не значащими фразами. На дорожку внезапно выбегает белочка – их тут расплодилось, зимы тёплые, покармливают. Достаю припасённый пакетик с орешками, выкладываю на руку – щекотно, пушистое создание моментально опустошает ладошку, прыгает и скрывается в ветвях. Съест или спрячет? Но я не задаюсь таким вопросом. Куда уж, когда рядом такая женщина. Сегодня она – в сарафане, с открытыми плечами, прикоснуться бы губами. Она могла гордиться своей фигурой. Туфли на шпильках сменила на удобные босоножки на платформе, сумочка на длинном ремешке – беленькая, застёжкой, в которую помещаются разве что кошелёк и носовой платочек.

Я делаю глубокомысленный аналитический вывод – женщина намерена погулять, и мы идём по традиционному маршруту к Павловскому дворцу. Никто, и мы, в том числе, не спешит. Слева остается стадион, карусели – народ, несмотря ни на что, выстаивает с детьми в длинной очереди, мы же следуем мимо, останавливаясь разве за тем, чтобы обозреть панораму нависающего над оврагом дворца. Здесь принять останавливаться. Просто красиво и необычно. Потом – по мостику и лесенке наверх, это тоже ритуал. Поддерживаем разговор, выходим, наконец, на площадь перед дворцом.

Рост благосостояния не населения, а страны выражается в том, что дворец окутывают строительные леса. Левое крыло уже успешно отремонтировано, и приняло цивильный вид, а правое – пока обтянуто зелёной прозрачной сеткой, дабы неловкий строитель не свалился ненароком на голову праздношатающейся, в значительной степени иностранной публике. Или я ошибаюсь, и правым крылом надо называть не то, что с внутреннего въезда, дворика, где перед входом выстраиваются экскурсанты, пока не наберётся достаточная группа, и на площади важно шествует мнимая Екатерина с искусственными буклями и такой же карикатурный Пётр Первый.

Отсюда разъезжаются на колясках, запряжёнными весёлыми лошадками, досужие отдыхающие и туристы. Может, правой стороной является та, которая справа, если смотреть на дворец со стороны мостика или луга, подходя по аллейке, пересекая почти пересохшую речку, заполненную уточками.

Мысли сбиваются. И тут до меня, наконец, доходит, что я до сих пор не поинтересовался, как зовут мою бесподобную спутницу?

– Извините, – я решаюсь взять даму под локоток, – я же не знаю, как вас зовут, – и краснею, как помидор.

– Татьяна Владимировна, – как бы обозначая границу, – а тебя?

Так, дистанция установлена.

– Максим.

– Ну, и меня можно на ты , я пока ещё, – она усмехается про себя, и снова берёт меня под руку.

– Пойдём во дворец?

– В такую погоду, терять время в очереди? Нет уж, пробежка с экскурсией по залам актуальна только осенью, лучше погулять по парку. И без экскурсовода. Ты же всё и так знаешь.

Я не могу не согласиться. Мы рассматриваем выложенные на лотках сувениры – так, по привычке. Просто за компанию. Благостное, пусть и напряжённое состояние прервала отнюдь не гладкая речь двух шестнадцатилетних девиц. Татьяна сделала вид, что не заметила этого.

Осмелев, беру её за руку – опять пробивает электрический разряд.

Мимо проезжает запряжённая уставшей лошадью карета, мы отпрыгиваем в сторону, я теряю её руку, больше такой возможности мне не представляется. Татьяна улыбается, мол, видишь как, мы идём по аллее дальше. Солнце поднимается к зениту, мы прячемся под неверную тень деревьев, сбиваемся с дорожки.

– Вот представляешь, мы здесь ходим, наслаждаемся, а двести лет назад, нет, больше. Император, со свитой и приближёнными.

– И придворными дамами, – вставляю я, – она согласно кивает, продолжая, – и кто-то следил за деревьями, регулярностью парка, ведь практически не осталось ни единого дерева с тех времён.

– Кроме дубов, и елей. А сосны живут около ста лет. А лиственницы – не помню, но долго.

– Наверное, подсаживали. И сейчас много молодых деревьев. И поросли – ивы, берёзки.