Владимир Митюк - Миссия сострадания. Нескромные новеллы

Как-то она засиделась допоздна и уже собиралась уходить, но пошёл сильный и октябрьский дождь. Кирилл предложил: «Так оставайся, что зазря мокнуть». – «А как же мы»… – «Так не чужие таки!» – вспомнил он Надеждину фразу, и они оба рассмеялись…

А наутро Кирилл, в который раз поцеловав нежные и ласковые и такие молодые губы, сказал немного робко: «А может, ты совсем останешься?» – И не отпустил её.

Такой финал был бы вполне возможен, если бы Надежда смогла переломить себя и была бы ну хоть чуть менее скованной. Однако жизнь, как говорят, распорядилась иначе.

***

После выписки Кирилл отправился к себе на Фонтанку. Несмотря на то, что парни с работы принесли ему и модем, и пейджер, а дел хватало, Кириллу было холодно и одиноко. За окном моросил нудный осенний дождь, Фонтанка поднималась и чернела. Машины расплескивали лужи и тормозили перед светофором. Иногда Кирилл выходил на улицу, в основном за сигаретами и газетами, поскольку продуктами его обеспечивали мать и проживающая около Сенной тёща. Потом Надежда уехала в командировку, и Кирилл остался почти один с телефоном.

Однажды вечером, когда осенняя ленинградская погода безжалостно выгоняет народ с улиц, Кирилл, опираясь на уже порядком поднадоевший костыль, в очередной раз отправился на угол. Едва он успел купить свежие газеты, сигареты и зайти в булочную, как пошёл дождь.

Перед переходом, где трамвай поворачивает с Вознесенского на Садовую, Кирилл достал зонтик, и неуклюже попытался раскрыть его, держа костыль подмышкой, а в другой руке авоську и зонтик. Сильный порыв ветра мешал ему, и Кирилл было решил оставить тщетные попытки укрыться от дождя, промокнуть и подсушиться дома, как кто-то тронул его за рукав: «Позвольте, помогу».

Он только кивнул благодарно. Девушка в мокром тёмном дождевике, с низко надвинутым капюшоном, несмотря на его слабый протест, взяла и сумку, и зонтик, и пошла рядом с ним, держа зонт так, чтобы Кирилл не промок, а идти было недалеко – до Фонтанки, и ещё пару домов направо. Кириллу было несколько неудобно, но что поделаешь!

Дошли до подъезда: «Спасибо большое, дальше я сам, а то, может, зайдёте обогреться?» – предложил Кирилл и обернулся на девушку. Тут ноги его подкосились, он выронил костыль, и упал бы, если бы она его не поддержала: «Вы!?» – «Я, а кто же?» – девушка удивленно рассмеялась такому нелепому, на её взгляд, вопросу. Кирилл понял, что его не узнали. Медленно поднялись на его бельэтаж. Девушка сняла мокрый плащ и туфли и оказалась тёмных джинсах и плотном свитере. Кирилл поплелся на кухню ставить чайник. «Вы здесь один?» – спросила Ольга, когда он вернулся. «А что, не видно?» – мрачно усмехнулся Кирилл, и налил чаю – «У меня только пакетики».

От предложенного – у него был старый запас – коньяка в чай девушка не отказалась.

Скоро согрелись, и Ольга (видимо, что-то припоминая) спросила: «А вы меня, откуда знаете, – мне кажется, что я тоже вас где-то видела?» – «В электричке, вы мне ещё телефон дали. А я – Кирилл». – «Вот и познакомились! А телефон-то моей сестры Наташи, извините, я очень глупо пошутила! Мы – близнецы, и она часто пользуется моим именем, вот и я тоже».

Дождь закончился, и Ольга распрощалась с Кириллом, пообещав ещё навестить болезного. И действительно, через пару дней пришла, потом ещё и как-то раз осталась. Навсегда. Приходила тёща Надя, увидела Ольгу и сказала: «Я тебя понимаю, зятек!» А потом сказала, что познакомилась в командировке с хорошим человеком, он сделал ей предложение, и она собирается к нему в Нижний Новгород. Вот так всё пришло к благополучному концу.

***

Потом уже, когда Ольга была на шестом месяце, Кирилл случайно узнал, что Ольгина сестра-близнец умерла в раннем возрасте.

Но менять что-либо было поздно, да и не хотелось.

Почти тысяча девятьсот дырявый год. Я – молодой оболтус, волею судьбы оказавшийся в топографической экспедиции в ещё советской Эстонии. Небольшой районный центр. Не смейтесь заранее – но почти как в анекдоте про чукчу. Короче, кровь бурлит, и я сподобился познакомиться с довольно-таки симпатичной аборигенкой, высокой, светленькой, носительницей, как теперь говорят, языка. Несколько дней ухаживания, кровь бурлит…

Девушка была чрезвычайно благовоспитанная, и я уж и не представляю, как мне удалось добиться расположения и склонить ее. После некоторого объема выпитого, искренних, как мне показалось, но немного холодных поцелуев, свет выключен, мы – на высокой, роскошной перине, со взбитыми подушками, постели, предназначенной для любви…. Я, было, собрался приступить к делу, несмотря на то, что опыта было мало, если честно, совсем никакого, а желания много, как вдруг услышал: «Меня э… пока нэлся. Поо-ка тэ-эвушка», и при этом, ласково поглаживая – ну, вы представляете, что. И одновременно натягивая чуть ли не до пяток длинную ночную сорочку…. Такой облом! А она продолжила, также спокойно: «Сэчас придет сеэстра. Ты её-ё э…. нужно. Паташты».