Татьяна Краснова: Любовь без страховки

© Краснова Т.А., 2019

© «Центрполиграф», 2019

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2019

– Изюм, орешки, семечки жареные, шоколад молочный, белый, горький, пористый!

Свежий заливистый голос – как будто и не семь утра – заставил пассажиров вздрогнуть. Все только задремали, до Москвы еще больше часа. А разносчица бодро шагает по вагону, продолжая громко частить:

– Шоколад с орехами, с изюмом, с фундуком, с мюсли, с карамельной начинкой, с шоколадной начинкой, с помадно-сливочной начинкой, с лесными орехами, с рисовыми хлопьями, с семечками, с кукурузными хлопьями!

Подросток лет пятнадцати фыркнул, перестал писать эсэмэску и повернулся к матери, но та спала, прислонившись к окну.

Торговка не унималась:

– Шоколад молочный с йогуртом, с печеньем, с хрустящей кукурузой, с печеньем и миндалем, с целым миндалем!

– А с перцем есть? – перебил ее мужской голос, спокойный, ровный, интеллигентный, но она уже пронеслась в другой вагон.

Парень хрюкнул и снова поднял глаза от мобильника – гурман оказался взрослым дядькой, на вид таким же приличным и воспитанным, как и его голос. А его спутница с волосами цвета баклажана что-то заговорила сердитым шепотом. Ироничный дядька ничего не отвечал и озирался с любопытством, словно ехал в электричке первый раз.

Эти двое были одеты по-дачному, как и почти весь вагон, и баклажан на голове был не таким необычным, как, например, леопард, в которого превратила свою клочковатую прическу еще одна тетка напротив. Но мальчишка время от времени посматривал на эту парочку: сердитая продолжала забавно сердиться, тыча пальчиком то в какую-то схему, то в часы у дядьки на руке – огромные, со множеством циферблатов и стрелок. А ироничный всё так же не реагировал и с пристрастием изучал бегущую строку с названиями остановок.

Мама встрепенулась и дернула сына за рукав:

– Нам здесь выходить.

Здесь выходила вся электричка, перетекая по платформе в метро.

На красной мраморной облицовке станции отчетливо вырисовывались закрученные в спираль раковины – настоящие доисторические аммониты. И морские лилии, похожие на раскрывшиеся цветы. Но мама, конечно, не дала разглядеть окаменелости как следует – не опоздать бы! – и, немного с ней поспорив, сын шагнул в вагон. Повернулся к задвигающимся дверям – сквозь них, в толпе, мелькнул знакомый баклажан. Сердитая опять отчитывала спутника, потрясая схемой, а ироничный смотрел поверх голов на указатель с пересадками. Вагон двинулся, окаменелости побежали следом и быстро превратились в тоннель.

Они прибежали к автобусу последними. И всё из-за того, что совершенно разучились ездить на метро!

Ирина изо всех сил скрывала раздражение: муж, как всегда, оказался прав, предлагая взять такси если не от дома, то хотя бы от вокзала, но поступили они как обычно – по ее настоянию. Но правда, глупо лезть в такси из-за двух остановок, и практически без багажа, и еще когда времени целый час в запасе. И потом, студенческие годы оба провели в столице и ездили тогда исключительно в метро.

Последние несколько лет в этом не было необходимости, но тем не менее они не деградировали – пересадку сделали правильно, вот только спать не надо было. А то упали на сиденье – и заснули. И какой же был перепуг, когда вдруг прозвучало: «Конечная. Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны». Какая конечная, когда нужны «Красные Ворота»?! Тут и выяснилось, что они к тому же ехали в противоположную сторону.

– Сели бы правильно – еще дольше бы спали. Катались бы по всему кольцу, – мрачновато пошутил Роман, но смешно не было.

Начало отдыха скомкалось, словно подтверждая, что задуман он неудачно, как повторял еще дома тот же Роман, – и именно это выводило Ирину из себя, а не само «приключение».

Ведь уехать нужно было не столько для того, чтобы отдохнуть или насладиться стариной, – она хотела избавиться как раз от этого раздражения, которое в последнее время вползало в каждый их разговор, в заурядное обсуждение повседневных дел, даже в простое приветствие при возвращении домой с работы.