Волга Муталиева - Лилии и Маяки

Внезапная весть о неизлечимой болезни его девушки перевернула все мечтания, планы рухнули как будто с небоскреба в Нью-Йорке. Оливер перевел в фоновый режим, а позже и вовсе забросил, все свои профессиональные проекты и рабочие поездки, уделял внимание только невесте. Его распорядок превратился в длинный список номеров кабинетов, фамилий и регалий медицинских специалистов, предписаний и назначений. Он стойко сносил удар судьбы. Поддерживал хрупкую надежду в ней, себя убеждал в непременно благополучном исходе и чуде, которое произойдет, если оба будут сильно желать и прилагать максимальные усилия. А именно выполнять все процедуры, сдавать регулярно анализы и корректировать прописываемые медикаменты. В какое-то время он подключил все свои многочисленные связи по всему земному шару. Из всех уголков неслись посылки с травяными сборами, цыганскими амулетами, освещенными шаманом сушеными жабьими лапками, прибывали пробирки со свежайшей росой африканского юга и много других диковинок, вселяющих каплю надежды.

Ничего не помогло. Она скончалась без агонии.

А он потерял себя, свое самообладание, свои проекты, свои цели. Он долго лежал на диване в своей запущенной квартире, много пил, мало ел, не выходил в свет и потихоньку превращался в матерого мизантропа. Оливер стал тенью себя. Часами он мог лежать в остывшей воде в ванне, разглядывая распухшие пальцы, которые должны были обнимать жену. Часами он рассеянно смотрел в окно на обреченных людей, спешащих и суетящихся ради своих пустых идеалов. Телевизор и книги загораживали поглощающее его горе, а виски глушил мучительные боли от открытого перелома сердца.

Через смену пор года он побрился. Собрался с мыслями. Подкачал пресс и бицепсы. Заковал сердечную мышцу в цельнометаллическую броню, глубоко заморозил и обвил толстыми цепями. Перестал строить планы и пить. Постарел и надвинул кепку цинизма на отросшие темные пряди, скрыв свои глаза. Глаза. Глаза его больше не могли улыбаться, как раньше.

Работа заменила ему все. Оливер поддерживал контакты с родителями, приятелями, соседями. Охотно улетал на север, юг, запад или восток. Писать о редкой гусенице, фотографировать северного белого носорога, брать интервью у зулусского вождя или протоколировать раскопки древней цивилизации. Так и проводил он свои молодые годы, и был уверен, что любить он умеет, но страдать больше не хочет.

11

Пляж Вагатор, названный в честь одноименной живописной деревни, утопал в волнующихся на ветру высоких изящных пальмах, живописной растительности с бутонами и плодами. Скалистые ферраллитные холмы заботливо окаймляли это место от нашествия пакетных туристов и придавали удивительную непохожесть на другие песчаные полосы Северного Гоа. Вагатор разделяют выдающиеся из песка скалы на колоритный для съемок, но непригодный для купания пляж в форме полумесяца под названием Большой Вагатор, с привычными барами, шезлонгами, коровами и лавочками Средний Вагатор и чудесный Малый Вагатор, примечательный тем, что там находится вырезанная из камня прямо в скале скульптура Лицо Шивы. Во время приливов Шива прячет свой лик от любопытных глаз зевак, а с отливом обозревает свои владения и снисходительно подпускает к себе путников. Морское дно на этом кусочке пляжа не самое приветливое для беспечного купания, но особая атмосфера с очаровательной природной картинкой и богатством нюансов синевы моря и неба может оставить равнодушным только слепцов и вусмерть обкуренных наркоманов.

За этими вдохновляющими пейзажами, совершенно особенными философами-коровами, камнями-свидетелями сотворения истории и особой изоляцией с шлейфом безобидных безумств хиппи 70-ых годов примчались Кэт и Хэм.

Припарковали мотоцикл на песке. Разоблачились от пыльных бандан, закрывающих большую часть лица, сняли и протерли замутненные солнцезащитные очки. Огляделись.

Кэт не узнавала это место! Такое любимое и ни на что другое не похожее. Недалеко рыпел экскаватор, разрывая прочно возвышающийся берег, скрепленный корнями могучих пальм и травянистых кустарников. Огромные камни, высвобождаемые из завалов, темноволосые сухопарые индийские мужчины грузили в плоские широкие тазы на головы коренастых женщин. Ровным ручейком они с грузом на головах двигались, как конвейерная лента в сари, по направлению к грузовой машине с кузовом. Механизм не смолкал, все двигалось, газовало, перебирало кряжистыми ногами, потело и издавало атакующие звуки. Возводили большой фешенебельный отель.