Эллина Наумова - Будь моим отцом

– А если человек стесняется хвалить внешность профессора? Вряд ли сдержанность равнозначна дебилизму, – заступилась Алла.

– Унимать собственный восторг по поводу народного достояния, живого произведения искусства? Это уже признак конкретных эротических фантазий на его счет.

– Твой природный шедевр, твой идеал, мягко говоря, толстоват. Ботинки всегда стоптанные, костюмы мятые. И воротник в перхоти, – насмешливо сказала вдруг Аня. – Полнота и неряшливость, знаешь ли, могут отталкивать.

– Стиль, нездешний академический стиль, – попыталась отбиться Ленка, но было заметно, что она уязвлена.

Алла Константиновна усмехнулась и внимательно посмотрела на Леру. Девушка выглядела поникшей – она тоже неплохо считала в уме.

– Итак, получается, в год нашего поступления в институт Михаилу Ханановичу было чуть больше пятидесяти, а Григорию Самуиловичу – немного за сорок, – зачем-то продолжила упражняться в арифметике хозяйка. – Надо же, а я воспринимала их как дедушек.

– А сейчас им… Извините, но столько не живут… Они уже – руины некогда прекрасных замков. Мечта археолога. В лучшем случае. Или в худшем? – проявила здравомыслие гостья. – Хотите правду? Я была готова услышать историю про красивый роман с сокурсником, которому вредные алчные предки запретили жениться. Он побунтовал и сдался. А мама родила меня.

– Все это вполне могло быть. И с сокурсником, и с доктором, и с пациентом, когда твоя мама была интерном. Но мы с ней проходили интернатуру в разных клиниках. – Голос Аллы Константиновны вновь обрел твердость.

– Да, разумеется. Мы вернулись в исходную точку. Спасибо вам огромное еще раз за то, что уделили время. До свидания.

И Лера Тимофеева покинула дом так же стремительно, как ворвалась в него.

Хозяйка даже удивилась – неужели одна? И задач, у которых что-то не то с условиями, вроде – два яблока плюс три литра, какова скорость ветра, – задавать больше некому? Умиротворение снизошло на нее мгновенно, будто и не было напряжения, головной боли, сомнений, не очень приятных воспоминаний. Лишь смутное недоумение чуть-чуть трогало, но не царапало. Клавдюша. Алла Константиновна представления не имела о том, что их короткая встреча в большой компании сохранилась в голове. Тот монстрик был росточком всего сантиметров на пять выше Ани. Он явно гордился правильным носом и крашеными длинными волосами, которые тщательно завил и, к ужасу расхристанных медичек, густо сбрызнул лаком.

А еще нарядился в алое платье и выкрасил губы ярко-красной помадой. Его зеленоватые глаза – злые, какие-то ненасытные в разглядывании исподтишка – пугали одинаковым, часами не меняющимся выражением. Он унижал Аню все резче, все заметнее для остальных. Та громко и, казалось, совершенно искренне хвалила чудовище, до которого никому дела не было, и оно на несколько минут успокаивалось, отдыхало, чтобы снова разойтись. Алла Константиновна недоумевала, зачем ей Клавдюша? Что она до сих пор делает в ее памяти? И много ли такого ненужного хлама там валяется? Но, как ни странно, вспомнив все, женщина убедилась в том, что ей это не нужно – не влияло на ее жизнь, не влияет и уже никогда не будет.

Чтобы состояние вдруг не изменилось, она торопливо убрала с глаз ноутбук и фотоальбом, вымыла посуду. Следы пребывания Елены Алексеевны и Леры исчезли. «И это пустое, как Клавдюша, – думала она. – Ленка будет решать свои проблемы без меня, у нас теперь мировоззрение разное. Я ничем не смогу ей помочь. У младшей Тимофеевой есть своя причина нервничать, грустить, беспокоить знакомых Ани. Но это чужая причина, не моя. Мне все равно, кто ее отец. Целый вечер моей единственной жизни ушел в песок небытия. Вроде и не жалко. Но как-то обидно. И похоже, я сейчас взбешусь на фоне своего тупого равнодушия».

Не успела. Хлопнула входная дверь.

– Ма-ам, ты дома? – нетерпеливо крикнул из прихожей сын. – Жарко, пить хочу!

Все на свете надежно встало на место. Это ему, двадцатисемилетнему мальчику, юному тощему волку, неустанно рыскающему в поисках смысла и счастья, предназначался компот. Он любил этот сладкий фруктовый отвар с детства. Не признавал ни соков, ни колы.

– Я здесь, Витенька, – отозвалась Алла Константиновна. – Папа ждет нас на даче, грозился курицу запечь. Уехал еще днем…

– Ага, значит, он на машине, а мы на электричке. Нечестно, – засмеялся сын, входя в комнату. Чмокнул мать в щеку, заглянул в глаза: – У тебя все в порядке?