Амрита Альгома - Простая история. Том 3

Даже ритуал массажа он словно включил в расписание дня, выделив для этого определённые часы. Николь вообще казалось, что две недели перед Рождеством он рассчитал поминутно, с невероятной точностью, следуя какому-то своему графику, чтобы нигде не сбиться и ничего не упустить. Случалось, пару раз и так, что он убегал выполнять свои обязательства, оставляя её одну в квартире. Николь не роптала: их отношения достигли того уровня, когда бесполезно дуться друг на друга, просто надо высказывать своё мнение.

У неё было такое чувство, что жизнь несётся с невероятной скоростью, заполненная до отказа всеми этими обязательствами, встречами, лекциями, занятиями, школой, совместными обедами с родителями, необходимыми шахматами и прочей, на её взгляд, совсем неважной и даже глупой суетой. Ей казалось, что её жизнь теряет смысл, Дни мелькают, как кадры на экране и единственное, что давало хоть какую-то надежду – мысль о том, что всё это когда-то закончится. Может быть, потому она и не огорчалась с такой силой, с какой предавалась панике или слезам раньше: в ней жила уверенность: чем быстрее мелькают дни, тем быстрее весна. Восемнадцать лет. Окончание школы. Свобода. Возможность для неё поступить в колледж где-нибудь за границей. Бегство из этого мира, бегство от прежней жизни.

Когда её посетила Нора, чтобы посмотреть новую "берлогу" Джефа, Николь, привычно сервируя кофе, поинтересовалась:

– Ну, как?

Нора засмеялась, глядя на неё.

– Не ожидала. Красиво. Мне нравится. Непривычно только. Кто занимался дизайном?

– В основном Майк, под давлением пожеланий Джефа. Правда, он всегда спрашивал моё мнение.

– Джеф вроде говорил, что ему нельзя доверять? – Нора снова засмеялась. – Джеф с ним столько боролся. Впрочем, он со всеми боролся. Со Стивом, с Хартом, с самим собой. Я тоже раньше всё боролась, мы в этом с Джефом похожи. Правда, я боролась больше с друзьями Стива, чем с собой. Вся жизнь – сплошная борьба.

– А чего боролась-то?

– Я сначала со всеми без разбора боролась: я была жутко воинственная. Знаешь же, как люди смотрят на стюардессу частенько? Не с таким уж великим уважением, как хотелось бы. Меня эта спесь всегда возмущала до глубины души. Летишь, за тобой тут ухаживают: плед, напитки, ланч и на тебе: ты, при этом всем ещё и нос от человека воротишь, который твои же непромокаемые пакеты убирает. Многие считают: раз я плачу свои деньги, имею полное право вести себя как хочу. Ну и что с того, что ты оплачиваешь это внимание? Почему человек больше способен уважать любого чиновника, которому точно так же платит, но получает от него гораздо меньше, чем от стюардессы: ни в каком кабинете уж точно ни пледа, ни улыбки не дождешься! Причём, часто ведь это не только какие-то абстрактные люди, пассажиры, наземники или начальство, а, что самое обидное, твои же коллеги, которые вместе с тобой летают. Я раньше была просто одержима идеей доказать обратное. Странно, как я в своей воинственности вообще не потеряла работу. Было дело, меняла компании пару раз, но не представляю себе, как бы я бросила полёты. Я, как Джу -не могу. Наверное, это внутри что-то такое – привязывает к воздуху и всё, как диагноз. У меня даже что-то вроде теории есть: я просто считаю, что все люди делятся на летающих и нелетающих. Это также, как кто-то может быть математиком, а кто-то – философом: просто мозги по-разному устроены. Я и Стива понять не могла: как это он смог перейти с неба на землю. Не скажу, что это было легко: только я и он сам знает, как ему это далось. Я на себе это прочувствовала, когда ушла из авиации и жила на базе со Стивом. Долго не выдержала, вернулась назад. И потом, когда мальчишки родились, имела возможность проверить ещё, насколько правильно моё решение. Я бы так сказала: для меня это было просто вынужденное наземное существование. Думаю, я поэтому и понимала, как после ВВС Стиву трудно было войти в обычную жизнь. Он тогда куда деть себя не знал. У них у всех и увлечения тогда оформились поэкстремальнее: горные лыжи, ралли, прыжки с парашютом. Лыжи потом у Стива отошли на второй план, а парашют он так и не бросил. Говорит – лыжи опаснее, представь. Ездит иногда в клуб парашютистов, развлекается. Терпеть этого не могу. И все эти сомнительные посиделки… Этим клубным приятелям вечно полная дрянь в голову лезет. Единственный, пожалуй, с кем я не боролась из его друзей, это Джеф. Не знаю, он мне всегда нравился. Может, просто потому, что они дружат с трёх лет и представить их совершенно невозможно по отдельности. А может, потому, что Джеф самый цивилизованный. Всегда ведёт себя прилично, не говорит гадостей и всегда знает, когда надо уйти. С его посещениями я мирилась. Даже когда у него была целая проблема с выпивкой.