Вздохнув, я села на кровать.
– Так говори уже.
– И не надо грубить. Адвокатам отца нужно с тобой побеседовать.
– Нет, – сразу ответила я. – Не стану.
Слышно было, что мать разозлилась.
– Дорогая, станешь. Мы даже не просим тебя приехать сюда для встречи. Они сами приедут к тебе, и вы пообщаетесь где-нибудь в переговорной. Это займет всего пару часов. Ответишь на их вопросы, и все.
– Я не буду отвечать ни на какие вопросы, – настаивала я. – Этот суд не имеет ко мне никакого отношения.
– Шеннон! Ты не можешь сделать такую мелочь для отца, который вырастил тебя? У тебя нет ни одной причины на свете, чтобы отказаться помочь. – Мамашин голос зазвучал, по обыкновению, визгливо.
– Мам, если это так важно, почему бы папе самому не попросить?
От ее вздоха краска могла посыпаться со стен.
– Он не обязан просить свою единственную дочь о помощи. Мы семья, а в семьях поступают именно так. Тебе бы сидеть тут с нами на кухне и думать о добровольной помощи. А ты меняешь имя и уезжаешь из штата. Как, по-твоему, это выглядит?
Это выглядело , как поступок человека, доведенного до отчаяния. Но матери этого не объяснишь, потому что ей все равно. Ей наплевать, что вся команда повернулась ко мне спиной. Ей наплевать, что на моих учебниках писали непристойности, что в своем шкафчике в спортзале я находила… то, что полагалось смывать в унитаз. От одного воспоминания к горлу подступала тошнота.
Но это же моя мамаша – ее волнует только «как это выглядит со стороны». Ей наплевать, что моя жизнь стала невыносимой, главное – внешняя благопристойность.
– Ты ответишь на их вопросы, – повторила мама.
– От моих ответов не будет никакого толку.
– А это не тебе решать.
– Мам, – сказала я, и мой голос дрожал. Никто, кроме нее, не мог так обозлить меня. – Я не могу участвовать в процессе. Мне нужно учиться, получать хорошие оценки, жить дальше.
– Ты просто эгоистка, Шеннон. Никто из нас не может жить дальше, пока отец не выйдет из этого дерьма с высоко поднятой головой.
Это потом я соображу, что из уст матери вылетело грубое словцо, и буду несколько шокирована. Но тогда я просто онемела, услышав последовавшую угрозу:
– Неужели, по-твоему, если отец проиграет дело, у нас будут деньги на оплату твоего следующего курса в университете? Тебе кажется, что ты от всего сбежала. Как бы не так. Ты ответишь на вопросы, иначе, если плата за обучение не поступит, я не виновата.
Понимание моего истинного положения камнем легло мне на сердце. Я никогда не выпутаюсь из того, что натворил мой отец.
Может быть, натворил.
Вероятно, натворил.
О господи.
После разговора я не выбежала из комнаты сразу же, хотя, наверное, надо было. Вместо этого я начала гуглить «принуждение к даче показаний» и «дети обвиняемого». Я не имела представления, требует ли закон, чтобы я общалась с адвокатами и можно ли принудить меня выступить свидетелем. Некого было спросить, никто не мог сказать мне правды.
Телефон снова зазвонил, и я взяла его, будто ядовитую змею. Но звонила не мама и не адвокат. А Бриджер.
– Алло! – сказала я охрипшим голосом.
– Следопыт! Где тебя носит? Заболела?
Я прокашлялась.
– Нет, я здорова. Это просто… семейная драма. Я потратила все утро на разговор с мамой. Но ничего страшного.
– Хм, – сказал Бриджер. – Интересно, а где ты возьмешь конспект лекции?
– Бриджер, – в первый раз за сегодняшний день я улыбнулась. – Может быть, какой-нибудь добрый человек со мной поделится?
– Ты и ланч пропустила?
– Похоже на то.
– Плохо. Я принесу тебе сэндвич. Тебе с чем?
– Это необязательно. – Я спотыкалась на каждом слове. Но, конечно же, я хотела, чтобы Бриджер принес мне сэндвич. Сногсшибательная мысль.
– Какие ты любишь? Я еще не в курсе, так что дай наводку. С индейкой? Итальянский?
– Возьми тот, что тебе приглянется, – быстро ответила я. – И булочка бы не помешала.
– Я приду через десять минут, – сказал он. Первокурсники из дома Тернер живут… кажется в Вандерберге? И ты мне покажешь гитару, о которой рассказывала на той неделе.
Он дал отбой.
Следующие двадцать минут я носилась по комнате, пытаясь прибраться. В гостиной был относительный прядок, но нужно было убрать постель и затол-кать кучу шмоток Кэти-Блондинки под ее кровать.
Телефон загудел, пришла эсэмэска от Бриджера: «ТУК-ТУК».
Я сбежала по лестнице и открыла входную дверь:
– Привет!
Он вошел с коробкой еды навынос в руках.
Читать дальше