Татьяна Турве - Если ты индиго

— Ты кому–то об этом рассказывала?

Малая с обезоруживающей честностью принялась перечислять, по–детски загибая пальцы на левой руке:

— Девочкам в классе, нашей банде… Да, еще Денису, потом Сергею немного… Он все равно не поверил.

«Ну конечно, и половине Города впридачу! Еще этот Сергей, как я мог забыть? — Владимир мысленно с натугой покряхтел: — Лишняя головная боль.»

— Ну, и маме тоже, в самом начале. Она меня хотела к психиатру отправить! — пожаловалась Янка, скорбно морща брови.

«Это на Марину похоже, — отчего–то без всякого раздражения, с пугающим ледяным безразличием подумал Володя. — Сказать такое ребенку!..»

— Я видела, в одной прошлой жизни она меня насильно замуж выдавала! Где–то в Индии. Я так плакала…

Официант застыл рядом с их столиком, словно джинн европейской наружности. Уже не сопливый мальчишка, а матёрый вышколенный гарсон с безупречно–вежливым лицом и далеко не вежливыми квадратными глазами… Володя, чуть замешкавшись, раскрыл деликатно протянутую ему коричневую кожаную книжечку со вложенным в нее счетом:

— Спасибо! — и успокаивающе щелкнул дочку по носу: — Никто тебя не отправит.

Только в машине, в приятной убаюкивающей полудреме, Янку осенило вдруг ни с того ни с сего: сложила два да два и получила… «Такие вещи вслух не говорят! — издевательски вспыхнуло в голове самое первое предупреждение Мастера Ольги. Сколько же их было после того — предупреждений, чтоб не трепала зря языком и не порола лишний раз горячку…

«Еще и папу в неловкое положение поставила, шляпа! Нет, зря я на него всё сразу вывалила, надо было постепенно. Сегодня про одну жизнь, завтра про другую…» — несмотря на позднее время, спать совсем расхотелось. Всю оставшуюся дорогу Яна промаялась, как на иголках.

Уже дома Владимир никак не мог найти себе места, всё расхаживал по тесной кухоньке взад–вперед, ежеминутно натыкаясь на табуретки. Терзало смутное чувство, что упустил среди cегодняшней беготни что–то важное, незаметно просочилось струйкой песка сквозь пальцы… Заглянул к дочке: та лежала полностью одетая поверх цветного одеяла с гавайскими мотивами, даже кровать расстилать не захотела. Володе показалось, что она сейчас внутренне напряжена, как натянутая до предела струна: одно неверное движение — и порвется, только оглушающий звон прокатится по квартире! Или как в поезде: вот–вот объявят ее станцию, надо будет хватать пожитки и в спешном порядке выгружаться прямо в ночь… Он осторожно присел на самый краешек Янкиной кровати:

— Почему не спишь? Уже поздно, зря мы так затянули… Занятия–то завтра никто не отменял.

— Я, когда слишком много событий, потом не могу заснуть, — запутанно объяснила Янка, поглядывая на него сквозь приспущенные темные ресницы. А голос при том откровенно трагический, хоть «Гамлета» играй: — Организм, наверно, так устроен… Я уже привыкла.

До Владимира дошло, как гром среди ясного неба: он ведь так и не сказал ничего внятного в ответ на эту детективную историю с прошлыми жизнями! Отделался парой общих фраз, и всё. Дочура, вероятно, решила, что он попросту не воспринял ее всерьез. Может, для Янки это вопрос жизни и смерти, а папахен пропустил равнодушно мимо ушей…

Знала бы она, до чего страшно стало Володе там в уютной пиццерии, словно ее уносило мощным течением всё дальше и дальше, а он стоял на берегу столб столбом и беспомощно смотрел вслед. Беспричинный панический страх не за себя, а за другого, самого дорогого в твоей жизни человека, оттого и попытался проигнорировать ее рассказ. Только как ей сейчас объяснишь?.. Володя сделал над собой усилие и медленно проговорил, тщательно обдумывая каждое слово:

— Понимаешь, в чем дело… Это довольно редкая особенность — помнить свои прошлые жизни. Обычно людей вводят в транс, чтоб узнать такие вещи.

— Я знаю, Мартын вводит… А у меня транс по жизни! — иронически хмыкнула Янка, не вставая. «Самоирония — фамильная черта всех Вишневских," — не ко времени отметил про себя Володя с петушиной гордостью. Мысли наконец–то оформились в четкие убедительные фразы: так вот что он должен был сказать в самом начале! Для большего эффекта Володя положил ей руку на тонкое, почти невесомое на ощупь плечо:

— Давай договоримся: об этих твоих способностях должно знать как можно меньше людей. Даже тем, кому ты раньше рассказывала, никакой новой информации: «Да, что–то было, но теперь уже нет, прошло…» Иначе ты знаешь, чем это грозит.