Доктор Нонна - Суп из топора

Даже в постели. Высокий плечистый красавец, он был нежен и ласков, от него хорошо пахло, он даже старался, чтобы Марте было хорошо… но ей было попросту все равно. Ни руки мужа, ни губы не пробуждали в ней никакого огня. Вот только забеременела она сразу. Геночка известию обрадовался… и все. Примерно раз в неделю он ездил на собеседование к очередному потенциальному работодателю, а затем, до следующего собеседования, рассуждал о несовершенстве мира, неспособного оценить такой ценный кадр, как он, Геночка.

Когда живот Марты стал заметен, ее уволили. Но Марта не растерялась. Вместо того чтобы добиваться «справедливости», она тут же открыла собственную турфирму, благо основы этого бизнеса уже освоила на предыдущем месте. Но работать, конечно, приходилось на износ.

Эсфирь Марковна, как ни крепилась, так и не смогла справиться с тяготами похорон, переезда и, главное, с жарким израильским климатом. Инсульт не лишил ее способности передвигаться, но, конечно, и без постоянного присмотра – в том числе и медицинского – она обойтись уже не могла. Марта, проводившая в офисе по десять-двенадцать часов в день, сидеть с Фирой не успевала. Да и медицинской подготовки у нее не было. И денег новый бизнес пока особенных не приносил.

Продав картины отца, Марта устроила мать в самую прекрасную клинику, обеспечив лучший уход, который только можно купить за деньги. Она приезжала к Фире каждый день, но все равно по ночам просыпалась в слезах и долго не могла уснуть, обвиняя себя в предательстве. А с утра вновь летела в свою фирму, удерживая на лице маску уверенности и благополучия. Опереться было все равно не на кого.

Рожать ее увезли прямо из офиса. Несмотря на все напряжение последних месяцев, малыш родился здоровым и крепким. Назвали его Роном. Едва оправившись, Марта вновь впряглась в работу, разрываясь между домом, офисом и визитами в клинику.

– Марта Абрамовна! – Секретарша тихонько проскользнула в кабинет, держа одну руку за спиной.

– Пусть подождут, ты же видишь, – Марта скосила глаза на сосредоточенно сосавшего сына. Времени не хватало катастрофически, и нянечка приносила его кормить прямо в офис.

– Нет-нет, там никого, я… вот… – секретарша выложила на стол красивую погремушку в блестящем пакете и смущенно добавила: – Ему ведь сегодня три месяца исполнилось, да?

От пустячного знака внимания Марте вдруг захотелось расплакаться. Но она привычно подобралась, поблагодарила секретаршу, поцеловала сына, передала его нянечке и уже раскрыла папку с документами, как грянул телефон.

Звонили из клиники…

Всю дорогу Марта убеждала себя, что, может быть, все еще обойдется, хотя и понимала: второй инсульт – это почти безнадежно.

Эсфирь Марковна лежала под капельницей. Увидев Марту, она попыталась что-то произнести, но вместо слов выходило лишь невнятное мычание.

– Ты не… – невероятным усилием выдавила несчастная женщина, но вдруг захрипела, глаза ее закатились… Палата наполнилась врачами, Марту вывели в коридор. Не в силах сдвинуться с места, она опустилась прямо на пол.

Сколько она так просидела – пять минут или пять часов – Марта не знала. Из палаты доносились какие-то непонятные звуки, мимо ходили какие-то люди в халатах…

Молодой высокий врач тронул Марту за плечо и сказал почему-то по-английски:

– Я очень сожалею, ваша мать умерла.

Мать? Какое жестокое, чужое слово… Мама! Мама – умерла?!

Дома Марта отыскала большую потертую кожаную сумку – это была единственная вещь, которую Эсфирь Марковна, разрешавшая своей «принцессе» почти все, даже посмотреть не позволяла. Сумка была набита бумагами: письма, две школьные тетрадки Марты, какие-то официальные документы – почетные дипломы Абрама Моисеевича, свидетельство о смерти, свидетельство… свидетельство об удочерении?!

Марта сначала не поверила своим глазам, потом проплакала всю ночь.

– Боже, сколько же они для меня сделали!

После похорон она позвонила маминой подруге Рите Исааковне. Сообщив ей печальное известие и успокоив, как смогла, пожилую женщину, Марта спросила:

– Вы знали, что я приемная?

– Что ты, Марточка, что ты такое говоришь? – запричитала было Рита Исааковна, но осеклась. – Значит, ты знаешь уже. Нет, деточка, Фирочка мне ничего не говорила. Но я догадывалась, да. Конечно, мы не виделись долго, но письма-то писали. И – нигде ни слова. А тут вдруг приезжают с такой чудо-девочкой. Да и не похожа ты на них совсем.