Эль Кеннеди: Сделка

И это сбивает меня с толку.

И вдруг Гаррет начинает хохотать. Низким, хриплым смехом, от которого моя тревога только усиливается. Его лицо разглаживается, он опускает руки и плюхается на кровать рядом со мной. И продолжает трястись от хохота.

– Разве это смешно? – возмущенно спрашиваю я, чувствуя себя обиженной. За этот месяц я от страданий превратилась в зомби, а ему смешно?

– Нет, я считаю, что все это стыд и позор, – сквозь смех отвечает он.

– Для кого?

– Для тебя и для меня. – Он указывает сначала на меня, потом на себя. – Стыд и позор, что мы потеряли целый месяц. – Он прекращает смеяться и тяжело вздыхает. – Почему ты сразу мне не рассказала?

– Потому что знала, что ты скажешь.

Он хмыкает.

– Очень сомневаюсь, но ладно, повесели меня. Так что я бы сказал?

Я не понимаю его странной реакции, и от этого мне неуютно.

– Ты сказал бы, что тебе плевать, даст отец денег или не даст, потому что ты не позволишь ему управлять собой или нами.

Гаррет кивает.

– Ага, тепло. Что еще?

– Потом ты сказал бы, что я для тебя важнее, чем дурацкие деньги.

– Точно.

– И ты допустил бы, чтобы он лишил тебя денег.

– Абсолютно верно.

У меня холодеет в животе.

– Он сказал, что на финансовую помощь ты рассчитывать не вправе и что ты не сможешь получить кредит в банке.

Гаррет опять кивает.

– Верно и то и другое.

– Что тебе пришлось бы выгрести все свои сбережения, чтобы оплатить следующий семестр, а… а что потом? Мы оба знаем, что без работы ты не можешь оплачивать дом, машину и прочие расходы, а это означает, что тебе пришлось бы найти работу и…

– Вот здесь я вынужден остановить тебя, детка. – Его улыбка теплая и нежная. – Давай… давай вернемся назад. Я говорю, что пусть отец лишает меня денег. Спроси, что бы я сказал дальше.

Я прикусываю щеку изнутри, правда, перебарщиваю и провожу по укушенному месту языком.

– И что?

Гаррет наклоняется ко мне и гладит по щеке.

– Я бы сказал: «Не волнуйся, детка. Через несколько недель мне исполнится двадцать один, а бабушка с дедушкой оставили мне трастовый фонд, доступ к которому открывается второго января».

Я потрясенно охаю.

– Что?! Что?!

Он сокрушенно качает головой, слегка щиплет мою нижнюю губу.

– Бабушка и дедушка оставили мне наследство. Мой отец не знал о нем, потому что мама подписывала все бумаги тайком от него. Бабушка и дедушка ненавидели это чудовище – они на самом деле люто ненавидели его – и понимали, что он превращается в деспота, когда дело доходит до меня и хоккея. Они боялись, что он доберется до траста и разбазарит его, поэтому решили позаботиться обо мне. Они оставили достаточно денег, чтобы я мог расплатиться с отцом за все, что он на меня потратил. Достаточно, чтобы покрыть расходы на обучение и все остальное. Наверное, там даже хватит на несколько лет безбедного существования после окончания колледжа.

У меня в голове полный сумбур. Я никак не могу осознать услышанное.

– Серьезно?

– Серьезно, – подтверждает Гаррет.

Когда я понимаю всю важность того, что он только что мне рассказал, на меня накатывает дикий ужас. Господь всемогущий. Получается, что я порвала с ним абсолютно без всякой причины?

Гаррет видит выражение на моем лице и хмыкает.

– Спорим, ты чувствуешь себя полной дурой, да?

Я открываю рот, но формулировать предложения у меня не получается. Просто не верится… Я такая… Боже, он прав! Я полнейшая дура, черт побери.

– Я думала, что поступаю правильно, – застонала я. – Я же знаю, как важен тебе хоккей. Я не хотела, чтобы ты это потерял.

Он опять вздыхает.

– Знаю, и, поверь мне, именно поэтому я и не злюсь на тебя. В том смысле, что да, я обижен, что ты не поговорила со мной, но понимаю, почему ты это сделала. – В его глазах мелькает гнев. – Этот подонок не имел права так поступать. Клянусь, я… – Он замолкает и отдувается. – Между прочим, я ничего не буду делать. Он не стоит ни моего времени, ни сил.

– А сейчас он знает о трасте?

На лице Гаррета появляется торжествующее выражение.

– О, уже знает. Исполнитель завещания моих деда и бабки вчера отправил ему чек. Я подсчитал, сколько должен ему, и накинул еще немного. Вчера он уже позвонил и целых двадцать минут орал на меня, прежде чем я бросил трубку. – Помолчав, он уже серьезнее добавляет: – Кстати, ты должна узнать еще кое-что: Синди бросила этого негодяя.

Я испытываю одновременно и шок, и радость.

– Серьезно?

– Ага. Очевидно, она собрала свои вещи через неделю после Дня благодарения и ушла не оглядываясь. Это еще одна причина, почему он так бесился, когда звонил мне. Он думает, будто это мы подбили ее уйти. – Гаррет с негодованием качает головой. – У этого сукина сына не хватает мозгов понять, что ответственность за его же поступки лежит на нем. Это же он виноват в том, что она его бросила, а ему такое в голову не приходит.