Н. Пушкина - Stories. Рассказы о любви

Догоревшая сигарета обожгла ей пальцы, заставив вынырнуть из сладких воспоминаний прошлого. Прошлого, которое еще вчера было так реально.

На том конце провода повторили:

– Алло, вы слышите?! Вы сможете подъехать сегодня?

– Простите, нет… Сегодня нет, может быть, позже, простите. Я позвоню вам позже. – И телефон выпал из ее онемевших пальцев.

Она села на пол, обхватив голову обеими руками, и тихо заскулила, как подраненный зверь, чья рана кровоточила, но смерть не наступала, и нужно было найти в себе силы, чтобы бежать прочь от стреляющего охотника; бежать из последних сил, которых, казалось, совершенно нет, и лучше уж сдаться сразу, позволив себя добить…

Она не знала, как заставить себя выйти из дома, она не понимала, как продолжить жить и работать… Она была пуста, как игрушка из папье-маше… Немного кусочков высохшего клея и бумаги догорали в ее сердце…

«Самая темная ночь перед рассветом», – вспомнила она слова, которые миллион раз повторяла кому-то… Самая темная ночь… В приемнике заиграла какая-то грустная песня, словно добивая ее… И тут вдруг начался дождь!

Неожиданно и резко, как и вчерашнее письмо, частый дождь стеной… Она встала, перекинула голову через перила, и ее волосы в момент превратились в единый поток… Она стояла так, пока затылок не заломило от усталости, и тут вдруг словно второе дыхание, словно какие-то нечеловеческие силы вселила в нее стихия. Она встала, вытерла мокрое лицо своей же футболкой, зашла в комнату и начала собираться на работу.

Каких-то десяти минут ей хватило на сборы, потом еще минута – написать СМС хозяйке квартиры о том, что они больше не нуждаются в аренде и в ближайшие сутки она готова освободить ее. Дальше она зашла в спальню, где все еще было как прежде, кроме письма, скомканного, потом снова расправленного, и фотографии, с которой на нее смотрели две кареглазые девочки лет пяти на его руках и подпись: «Папочка, мы тебя любим!»

Она дернула ручку двери, сделала шаг, на секунду замерла, как бы прощаясь и отпуская эти годы, а потом быстро побежала вниз по лестнице, запрещая себе оглядываться, чтобы никогда больше не вернуться в свой растоптанный рай!

– По-о-омнишь? – засмеялась она, пряча улыбку в копне светлых волос. – Помнишь, как ты пытался писать мне стихи, дарить цветы, встречать меня вечерами с работы… Хотя это только ты верил, что это была работа, а мне нравилась твоя наивность и эта детская вера, словно в Деда Мороза… Хотя очень странно, когда парень двадцати лет верит в Деда Мороза! Меня цепляла эта твоя доверчивость, но не более. Мне было тогда удобно, и все. Есть я и моя жизнь, с моими виражами и круговоротами, а когда начинается через край – я всегда могу позвонить тебе, где бы ты ни был, и – вуаля! – карета подана. Куда вам, сударыня? А меня это не возбуждало, мне не хотелось близости с тобой! Своей хорошестью ты убивал всю страсть и похоть, коей во мне было до краев, и мы мило ходили по парку. Я даже готова была поддержать твои мечты о будущем… Меня это забавляло! Помнишь, как я рассказывала тебе идеальную картину нашего с тобой мира? Ведь мы всегда как два изгоя были в компании общих друзей детства. Нам не прощали наших счастливых полноценных семей, наших каникул у моря, наших подарков и возможностей, а мы всегда старались быть ближе к ним, отдавая последнее, покупая выпивку на всех, организовывая праздники. И ведь мы старались быть хорошими друзьями, но нас так и не приняли до конца! В какой-то момент они чуть было не подумали, что ты ухаживаешь за мной… Вот было бы горе! Как так? Два эти счастливчика сошлись! Поэтому мы гнали эти мысли далеко, но от себя не уйти, и ты сдался первым. Я не готова была к этому и начала использовать твою доброту…

– Я не хочу этого вспоминать! Ты разрушила мне жизнь своей дерзостью и провокацией, а я сейчас сижу тут и счастлив только потому, что простил. Давай не будем!

– Нет, давай будем! Мне уже не двадцать, чтобы играть тут с тобой в короткую память. Я хочу выяснить все! – сказала она, поменяв в корне свое игривое настроение. – Ты ведь был моим по умолчанию! А что потом?

– А потом ты влюбилась и пропала из вида почти на год. На год, за который я повзрослел. На год, который я ежедневно слушал твою музыку, ходил по нашим местам, искал тебя в каждой проходящей девушке, слышал твой голос в толпе и пил. Пил, как последняя тварь, заливая каждую букву твоего имени и фамилии, чтобы навсегда!