Даниэла Стил - Пять дней в Париже

– Нет, сэр, я не могу дать вам слово, – твердо ответил Питер. – Я надеюсь, что очень скоро это будет возможно. По моему мнению, мы разработали один из самых замечательных фармацевтических препаратов в истории человечества, в котором отчаянно нуждаются раковые больные всего мира. Но я не убежден в том, что мы сейчас ничем не рискуем.

– В таком случае вы не можете ожидать, мистер Хаскелл, что мы сейчас дадим вам разрешение на первую фазу испытаний на людях, не так ли? – с легким смущением спросил его старший член комитета, в то время как его товарищи спрашивали друг друга, зачем Питер вообще приехал. Как правило, слушания ФДА не использовались в качестве арены для обсуждения незаконченной продукции. Но в конце концов они отдали дань уважения его честности, хотя никто из них и не ставил ее под сомнение. Только один человек среди присутствующих ерзал на своем месте от ярости. И еще один будет ждать его дома, когда Кэти скажет ему, что он предал их.

– Хотите ли вы, чтобы мы назначили вам другую дату приезда, мистер Хаскелл? Это будет более целесообразно, чем тратить на вас время сейчас.

Сегодня им предстояло выслушать еще нескольких человек – Питер был первым.

– Да, я хотел бы назначить новый срок. Я думаю, что через шесть месяцев это будет реально.

Даже в этом случае им придется попотеть, но, судя по словам Поля-Луи, они смогут добиться нужных результатов.

– Благодарим за приезд.

С этими словами его отпустили, и все было кончено. Питер вышел из комнаты на трясущихся ногах, но с выпрямленной спиной, высоко поднятой головой, и он чувствовал себя порядочным человеком. Он увидел Кейт, ожидавшую его вдали, и подошел к ней. Было ясно, что она его не простит. На глазах ее были слезы – то ли гнева, то ли разочарования, а может быть, и того и другого, – но Питер не пытался ее утешить.

– Прости меня, Кейт. Я не хотел этого делать. Я просто не понимал, что значит стоять перед этими людьми и врать им. Это слишком авторитетная комиссия. Я просто не смог.

– Я и не просила тебя врать, – солгала она. – Я просто не хотела, чтобы ты предавал моего отца. – Она посмотрела на него печальным взглядом. Все было кончено, и она это знала. Для них обоих. Он больше не хотел уступать ей и отказываться от того, во что он верил. До этого момента он не осознавал, насколько далеко зашел в своих компромиссах. – Ты хоть понимаешь, что сейчас натворил? – безжалостно спросила она, готовая изо всех сил защищать своего отца, но не своего мужа.

– Нетрудно догадаться.

Сегодня утром Кэти недвусмысленно высказалась на этот счет на кухне в Гринвиче. И Питер решил не уклоняться от этого. В каком-то смысле это было именно то, к чему он стремился. Свобода.

– Ты честный человек, – произнесла его жена, глядя ему прямо в глаза. В ее устах это звучало как обвинение. – Но не слишком умный.

Он кивнул, и она повернулась и пошла прочь, даже не глядя на него, но Питер не попытался ее остановить. Все было кончено уже очень давно, хотя ни один из них об этом не подозревал. Он даже чуть было не спросил себя, была ли она замужем за ним или за своим отцом.

Выйдя из здания ФДА в Роквилле, он понял, что ему о многом предстоит подумать. Кейт только что скрылась в лимузине и уехала, оставив его одного в Мэриленде, в получасе езды от Вашингтона. Но это его не волновало. Это был один из самых важных дней в его жизни, и ему казалось, что он может летать. Он прошел через испытание, и, по его мнению, прошел удачно. «Даете ли вы нам слово, сэр…» – «Нет, я не могу». Питер все еще не мог поверить в то, что сделал это, и не понимал, почему в его сердце нет ненависти к Кейт, но ее действительно не было. Он только что потерял жену, работу, дом. Сегодня утром в качестве президента международной компании он предстал перед конгрессом, а днем – перед ФДА, а вышел он оттуда с пустыми руками, безработный и одинокий. У него не осталось ничего, кроме чести и знаний, которые он не продал. Он сделал это!

Питер стоял и улыбался сам себе, глядя в сентябрьское небо, и в этот момент он услышал за спиной женский голос, знакомый, но странный. Он был немножко хриплый и как будто пришедший из другого времени, другого места. Пораженный, он обернулся и увидел Оливию.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он, мечтая ее обнять и не решаясь. – А я-то думал, что ты сидишь во Франции и пишешь.

Он выпил ее взглядом, как вино, и Оливия посмотрела на него с улыбкой. На ней были черные брюки и черный свитер, а через плечо был переброшен красный пиджак. Она была похожа на французскую рекламу, и Питер мог думать только о той ночи, когда он последовал за ней на Вандомской площади, и о том, что произошло в те пять дней, когда они были в Париже, – пять дней, изменивших их жизнь навсегда. Теперь она была еще более красивой, и, глядя на нее, Питер понял, как сильно он по ней соскучился.