Григорий Цуриков - Находка, что изменила жизнь

– Ты же меня не бросишь? «Правда», —со страхом в голосе спросила она.

Я улыбнулся.

– Да куда я денусь. Я даже если захочу, пешком далеко не уйду.

И вышил за дверь, краем глаза заметив, как слеза скатилось по щеке Маши. Я взял лыжи и пошел, первым делом на то место, где нашел находку. Решил поглядеть от куда будут ее следы. По дороге снял с капкана одного соболя. Дойдя до места находки, я нашел слегка припорошенный её след. Я было решил, что найду отгадку своей находки, но не тут-то было. Я дошел до места, где она появилась, примерно с километр. Не чем не приметная делянка. Следы появились в промежутке между кедром и березой, с боку валежник осины. Я прошел несколько раз через точку появления. Хотя признаюсь честно, боялся, что не дай бог меня куда-то переместит как Машу. Я долго набирался смелости, а потом плюнул на все, будь как будет и попробовал пройти. И это были напрасные страхи я прошел раз, затем два и три, потом четыре и все бесполезно. После решил вернуться к обходу владений. По дороге решил, что расскажу Маше о том, что нашел это место и что оно не работает, ну или как правильно сказать. Набрал с десяток соболей. Трех из которых застрелил. И одного зайку подстрелил. И к закату я был в домике. Тут признаться честно, меня поразила встреча. Захожу значит в дом, а на меня ствол направлен. Замечаю зареванное лицо, ствол падает на пол и на шеи оказываются плотно сомкнутые руки девушки.

– Ты вернулся. Ты меня не бросил. Я боялась, что ты меня оставил тут одну.

Она плакала. Но при этом крепко обнимала. Мне даже жалко её стало. Да мужское сердце против женских слез не устоит.

– Я же говорил, что вернусь, ты чего?

– А вдруг? Я не знаю. Вдруг ты бы решил, что я обуза и ушел. – причитала она.

– Успокойся. Все нормально. Только вот ствол в меня не тычь, а то какая-то тенденция у тебя, вечером в меня стволом тыкать. И что в тишине сидишь?

– В смысле, в тишине? – немного удивительно спросила она.

– А, прости. Забыл тебе радио показать. Ладно отпусти, дай раздеться.

– Ой, прости. Накинулась на тебя.

Она смущено тут же убрала руки с моей шеи и даже забыла, как плакать, а её щеки приобрели румянец.

– Нормально все. «Я понимаю: тебе очень страшно в тайге одной», —успокаивающим тоном сказал я.

Я занес соболей и зайца в дом, затем дров и набрал два ведра снега, после чего только разделся. Затем показал, где радио.

– А вот и радио, тут только несколько радиостанций, есть еще MP3, но там только шансом и так несколько песен подобных. А я пока займусь шкурами.

– А что ты с ними потом делаешь?

– Сейчас сниму шкуры и уберу пока, а потом дома обработаю как следует и на продажу.

– А тебе не жалко зверят?

– Не знаю. Наверное жалко, но не чем другим у нас в станке не заработаешь.

– Понятно. Семью кормить то надо.

При этих словах её моё сердце напряглось, и я остановился. Она заметила и сказала.

– Да не переживай ты так, твои вон сто пятьдесят километров от сюда. И не беда, что снегоход сломан, они же знают где ты, а мои не знают где я.

В моей голове пронеслось всего сто пятьдесят километров до них, до их могил. Мои глаза не произвольно выпустили слезы. Я не мог их сдерживать. Мои родные не далеко. Сто пятьдесят километров и метр или чуть больше земли разделяли меня с родными. Разделяли меня с любимой женой, не родившемся ребенком, папой и мамой. Мои мысли ушли в боль, боль пронзала моё сознания. Я ощутил, как Маша трясет меня за плечо.

– Э-э-э-э… Ты чего? Что с тобой?

– У меня нет больше родных.

– А куда они делись?

Я не чего не ответил, только скупые мужские слезы были ей ответом. Она, видно, поняла, что расспрашивать будет неправильно и постаралась сменить тему.

– Знаешь, а я всего лишь воспитатель в детском саду, в который Юля ходит, но она ветрянкой заболела вот и осталась дома с мамой. Мама в отпуске пока. Я даже рада что она не провалилась со мной сюда.

Я кивнул головой в знак того, что да мол это хорошо, сам достал сигареты, я курил мало штук пять за день, но в такие моменты, когда сердце на пределе сигаретку выкуривал на раз. Достал сигаретку и сделал предлагающий жест Маше.

– Нет, я не курю.

Я же сел у печки и закурил, состояние потихоньку возвращалось в норму. Но Маша видно решила, что чем-то меня сильно обидела.

– Прости я не…

Я ее перебил, не дав договорить.

– Ты не в чем не виновата. Моя семья погибла этой весной, погибли все. Мама, папа, жена и наш не родившийся ребенок.

– Как?

– Давай потом, как-то об этом не хочу сейчас вспоминать. Больно.