Станислав Шуляк - Русское народное порно – 2. Пивной путч. Роман-коитус

Но Васенька срам свой прикрывать не поспешествовал. Срам и Васенька нерасторжимы, как Тринидад и Тобаго. Васенька и срам его сочетаются в изрядном естестве и даже самочинной гармонии.

– И если главный виночерпий наш немного очухается и припомнит его священные обязанности, – продолжил свою мантру Василий, – мы с вами выпьем, Валентина Ивановна, немного коньячку за искусство, за встречу, за знакомство и за вас с Саввой Ивановичем, а пока вы прочтите сей манускрипт вашего брата! – и достал из съестных залежей мои, слегка замасленные письмена.

Алёша мигом встрепенулся, он, отыскавши стаканы, ринулся наливать в них сорокаградусное зелье.

– Нельзя мне пить – на работу мне! – пробурчала Валентина. Но письмена от Васеньки приняла безропотно.

– По одной, по одной, – настаивал Василий. – Под колбаску!

Валентине поднесли стакан и сервелат, мне и Василию с Алексеем – то же, юницы же воздержались.

– Ладно, Валя, давай, что ли! Чего уж там! Мы все – люди взрослые! – примиряюще сказал я. И мы выпили.

– Это вот Васенька, Алёша, – заедая сервелатом, стал представлять я всех сестре моей. – Тамара, Танечка, Сашенька, Олечка!..

Валентина пробежала глазами мои письмена и сказала:

– Ну, и что ты не хочешь на электрофорез ходить, никак не пойму, раз тебе там руку пожали!

– Савва Иванович теперь и без электрофореза – Цицерон настоящий! – возразила смышлёная Сашенька.

9

Васенька, нагой и злокозненный, всё подступался к сестре моей с сызновственной порцией зелья. Валентина отнекивалась – ей было пора на работу.

– Мне тоже пора, – сказала Тамарочка. – Я в магазине у себя только на час отпросилась.

– А я на автомойке своей на два отпросился, – горделиво сказал им Василий. – Выпьем на посошок, да поедем! А юницы здесь всё приберут.

– Да, мы всё приберём, – подтвердили Татьяна и Сашенька.

Выпили. Юницы стали посудой греметь, сбираючи оную. Валентина ушла, взбудораженная спервоначала и утихомиренная в дальнейшем. Мои акции в её глазах слегка подросли, подумывал я.

Васенька с Тамарочкой убежали на пару. Комната будто угасла и ссохлась после ухода Василия. Ушёл и Алёша. Видно было, что уходить ему не хотелось.

– Сегодня или завтра встретимся, ведь верно? – говорил Алексей.

– Верно, – вздыхал я.

– Точно встретимся? – настаивал он.

– Точнее не бывает, – ещё горше вздыхал я.

– Ну, тогда ладно! – уже на дворе резюмировал Песников.

Ушли и юницы: Татьяна и Саша.

– Я вам ноутбук принесу, – сказала последняя. – Вам надо ж на чём-то монтировать фильмы. Пусть пока будет у вас.

– Ну, принеси, если не жалко, – согласно ответствовал я. – Я давно уж не щёлкал по клавишкам.

– Я маленького покормлю, да тоже пойду, – сказала Оля Конихина.

Я ничего не отвечал ей, я не знал, что мне ей ответить.

– Вы можете взять его на руки, если хотите, – ещё говорила юница. – Но только ему нужно поддерживать голову.

– Я знаю, – сказал я, беря на руки слабосильный приплод.

Впрочем, брать так приплоды мне уж тоже давно не доводилось – я волновался немного. Оный смотрел на меня простодушно, доверчиво.

Оля лишь в юбочке, с грудью нагою, взяла из рук моих сына, стала кормить. Я смотрел на неё прямо, по своему стародавнему праву. Несколько минут приплод насыщался, я сидел и смотрел. Хорошо было сидеть рядом с кормящею грудью юницей. Олечка отчего-то вдруг покраснела. Глядя на неё, возможно, и я покраснел.

Юница отняла приплод от груди. Младенец срыгнул, Оля обтёрла ему салфеткой лицо.

– Подержите, Савва Иванович, – снова сказала юница. Я принял на руки сытый приплод, Оля обтёрла влажную грудь полотенцем. Всё, – сказала она. – Вы теперь можете его положить.

Я исполнял её просьбы беспрекословно. Мы помолчали. Оля на меня не смотрела.

– Савва Иванович, потрогайте, пожалуйста, мою грудь, – попросила юница.

Я промедлил немного. Потом ладонью горячей грудь юницы погладил. Потрогал соски. Оля склонила голову мне на плечо. Прикрыла глаза. Приплод присмирел, он не препятствовал обоюдному нашему безмолвству.

– Ещё, – попросила юница.

Я сдавил её грудь посильнее.

Оля движение сделала, будто на себе юбку собиралась расстёгивать.

– Не делай, пожалуйста, глупостей, милая, – сказал я юнице насколько возможно спокойней. Голос мой, правда, снова на мгновенье пресёкся.

Олечка остановилась, не стала глупостей делать. Лишь вздохнула украдкой.

– У меня грудь теперь главенствует, – сказала юница. – На ней ощущения ярче, чем даже внизу, – тут Олечка бросила взгляд туда, где юбочка, где низ живота. – После родов так стало сразу. Это, наверное, пройдёт?