Мы с подругой танцевали бок о бок. Движения плеч, рук, ног, корпуса – всё задействовали в этом кружении под музыку.
– Что с Юриком? О чём говорили? – спросила Светик, после очередного «па» повернувшись ко мне.
– Не знаю, не поняла. Вроде как, душу хотел излить, – ответила я и притопнула туфелькой.
– Странно, на него не похоже, – подруга повела плечиком.
– Ну да, сдаётся мне, за его вечной бравадой что-то скрывается, только очень глубоко. Расхвастался квартирой в Польше. К чему? – перекрывая музыку, сказала я, склонившись к Светкиному уху.
– Кого сейчас этим удивишь? У нас четверть страны имеет недвижимость за рубежом. Позвоню ему после свадьбы, выпотрошу.
Отзывчивая на любую человеческую проблему, она не могла оставить бывшего один на один с душевными муками. Как добрый пастор, Светик всегда готова выслушать и утешить каждого страждущего.
Я поискала глазами Юрку. Он сидел с друзьями, втроём они выпили и пошли на выход. Музыка закончилась.
– Немного осталось, пусть ещё попляшут и торт выкатим, – сказала с облегчением подруга.
Я взяла Добрыню под руку и мы вышли на улицу. Оба разгорячённые танцами и спиртными напитками, долго стояли в обнимку на площадке возле ресторана. Троица в конце здания вела какой-то серьёзный разговор. Женщина нервно теребила сумочку и изредка кивала. Мужчина внешне оставался спокойным, но резкая жестикуляция говорила, что тема для него неприятная. Юркина спина не выражала ничего. Через некоторое время подъехало такси, пара села в него, а мы втроём поднялись в ресторан. Юрец пошёл в зал, я и Добрыня завернули в пустующий гардероб, оставить пиджаки. Наряд у меня был шикарный, красные короткие брючки и такого же цвета жакет ниже линии бедра. Приобрели мы его в фирменном салоне «Dolce&Gabbana» в Берлине. Блузка с орнаментом белого и черного цветов органично дополняла замечательный костюм.
В небольшом закутке перед гардеробом, на столике с колёсами, царственно возвышался свадебный трёхъярусный торт. Большое белоснежное кондитерское чудо было украшено ажурными кружевами из белого шоколада и серебристым сладким бисером. На самой верхушке примостилась сладкая парочка – невеста в сахарном платье с букетиком цветов и жених в коричневом шоколадном костюме.
Виталик, младший сын Светы, выталкивал тележку из закутка. Я шла впереди Добрыни и как раз поравнялась с тортом, когда случилось что-то непонятное. То ли столик зацепился за совсем низенький порожек, то ли нескладёха Виталька его как-то неудачно подтолкнул, но он накренился в мою сторону. Огромное изделие поползло вниз и грозилось вот-вот шлёпнуться на пол всеми этажами. Я непроизвольно подставила руки и чуть ли не обняла творение местных кондитеров. Растерявшийся Виталик выпустил ручку столика и попытался ухватить торт сверху, за единственно возможное место – фигурки молодожёнов. Громоздкая кремово-бисквитная конструкция въехала в меня, младшенький сыночек Светы снёс две сладкие головы и мы замерли. Но торт поймали! Никто ничего не понял – ни я, ни Виталик, ни Добрыня, все трое пребывали в полнейшем ступоре несколько секунд.
На парня страшно было смотреть – он и по жизни-то не отличался особо румяными щеками, но сейчас стал какого-то бледно-синюшного цвета. Огромные серые глаза, как у матери, застыли в ужасе. Позади меня послышалось знакомое гулкое хмыканье – Добрыня готовился захохотать во весь голос. Ну, надо же так!.. Зараза! Сейчас он заржёт, и вся толпа примчится сюда! Праздник у детей будет испорчен и Светик от стыда сгорит перед солидными гостями!
– Что ты там кряхтишь? Телегу нормально поставь, надорвусь! – выговаривала я сердито, стараясь не создавать лишний шум и не вляпаться в крем ещё и лицом.
Добрыня задавил на время громоподобный смех и одной рукой выровнял столик. Я грудью втолкнула торт назад и отлепилась. Боже милостивый! Мне посчастливилось уделаться белой сладкой массой от низа живота почти до подбородка! На рукавах брендового костюма клочьями висели ошмётки крема. Чёрт!.. Я лихорадочно пыталась сообразить, что теперь со всем этим делать, но ни одной путной мысли в голову не лезло. Понятно только одно – ни меня, ни этот свадебный атрибут в таком виде никак нельзя показывать гостям.
Бедный Виталька судорожно сжимал в кулаке головы молодожёнов и чуть ли не всхлипывал от досады. Добрыня, несмотря на серьёность положения, был в своём репертуаре, смех возобладал над ним, и он беззвучно затрясся. Широкая грудь в белой рубашке мерно колыхалась, того и гляди этот гейзер прорвётся наружу и затопит всё вокруг.
Читать дальше