Глеб Карпинский - Флирт с одиночеством. Роман

– У Вас просто замечательная мама, – кажется, уже не первый раз повторился я. – Но все же я советую в таких случаях выбирать своего первого мужчину сердцем.

– А я уже давно выбрала, – покраснела Яна, смущаясь. – И Вы даже знаете, кого…

– Мальчики и девочки, прошу к столу, – донеслось с кухни, и мы отложили недоигранную партию до лучших времен.

Когда мы пришли на застолье, то просто не узнали обстановку. Вместо унылой кухни повсюду висели разноцветные воздушные шарики и какие-то гирляндочки, а стол был завален всякими изысканными блюдами. У меня от вида всего этого просто потекли слюни, и мне во время даже дали слюнявчик.

– Это пир во время чумы, – признался я. – Так неловко, когда дети в Африке голодают…

– Слава Богу, у нас тут не Африка! – и мне поднесли оторванную клешню вареного рака.

– Вы еще и отменная хозяюшка, – сказал я заслуженный комплимент. – Где Вы раньше были? Но позвольте попробовать сначала вот эту селедочку под шубой…

– Я думала, – засмеялась моя хозяюшка, – Вы позволите себе сначала поцеловать меня в щечку. Это может повысить Вам аппетит.

– И не только, – ответил я и действительно поцеловал ее, но только не сразу, а после дегустации поджаренных на оливковом масле баклажанов с чесночком и укропчиком. Даже растерявшись от такого многообразия и обилия пищи, я не знал, за что браться первым. Черноволоски активно ухаживали за мной, и скоро на моем широком блюде появилась целая гора еды, которую я физически не смог съесть. В благодарность я только и успевал целовать их поочередно в щечки.

– Я пить не буду, я за рулем. Яна тоже не пьет, а вот Вы пейте, – сказала мамон польщенная моим страстным порывом. – Как Вам коньяк?

– Вкусный, – поблагодарил я ее. – Но я предпочитаю Мартини.

– О, Мартини… Мартини мне всегда напоминает Италию, – погрустнела вдруг она.

– У мамы первая любовь – итальянец, – пояснила мне Яна. – Да, мамон? Я помню, как ты рассказывала, еще до встречи с нашим папой, как на дискотеке, когда тебе только исполнилось восемнадцать, ты танцевала с каким-то итальянцем, и он поцеловал тебя…

– О да… – вздохнула мама. – Какие славные времена были… Сейчас так никто не целуется.

– Нет, мамон! – возразила дочка. – Наш новый друг очень хорошо целуется… – и она даже покраснела, поняв, что выдала наше интимное рандеву.

– Идите, дети, лучше играть в шахматы! – вдруг вспылила старшая черноволоска. – Я пока приготовлю блины.

– Да, действительно, что-то блинчиков захотелось… – сказал я, вставая из-за стола.

– Спасибо, мамон, – кивнула Яна.

Мы вернулись с поникшими головами в комнату и снова сели за шахматную доску доигрывать уже затянувшую до неприличия партию, я уже открыто поддавался, жертвуя без разбора свои фигуры, и в конечном итоге чуть ли не проиграл, оставшись в эндшпиле с одной пешкой против двух черных ладей. В этот судьбоносный момент к нам подсоединилась старшая черноволоска, вся обсыпанная мукой и со скалкой в руке. Тут эта женщина напомнила мне своего недавнего муженька с бейсбольной битой, и я еще раз убедился в верности пословицы, что муж и жена – одна сатана. Конечно, никаких блинов она не стала печь, это была неудачная попытка произвести на меня впечатление, хотя я, если честно, даже рассчитывал на это чудо. В отместку она подсказала пару верных ходов своей дочери и загнала меня в прямом смысле в тупик, что я даже пообещал ей, откуда у меня только появилась такая дерзость, что еще одна подсказка, и я оттрахаю ее этой же скалкой. Она рассмеялась и сказала на бесподобном французском «Chaque chose en son temps» (всему свое время), что мне захотелось тут же взять у нее уроки. Ситуация переходила уже всякие границы приличия, та как я безутешно уже двигал пешкой и прятал своего короля от надвигающегося мата, в любой момент понимая, что могу остаться без штанов.

И только благодаря рассеянности своей молодой соперницы, которая больше стала отвлекаться на восторженные стоны своей матери, обнаружившей в моей библиотеке редкий экземпляр Камастуры, я провел в конце концов пешку в ферзи и предложил ничью. В этом случае они настояли, чтобы я снял штаны, слово джентльмена закон, а Яна с разрешения матери сняла с себя чулки и обмотала их на моей шеи вместо галстука. В таком примерно виде мы и начала вакханалию…

Вспоминая каждый раз этих очаровательных черноволосок, особенно нашу первую интимную связь, и как преданно и страстно они любили меня, раздирая по частям, точно голодные львицы глупого кролика, у меня всегда наворачиваются слезы радости, что я познал их пусть и грешную, во многом отчаянную, но все же любовь, и никто другой больше не испытал и толики того, что испытал я с ними… Даже их ревнивый муж и отец, когда пришла и его очередь сказать свое веское слово, был вынужден признать силу моего гипноза. Помню, как пришел он ко мне под самое утро без свидетелей и без биты, просто как друг с бутылкой дешевой водки. Я принял его настороженно, ожидая подвоха, но уже не боялся, ибо после всего, что у меня было, я мог умереть спокойно.