Наверное, уверяла она себя, просто я такая несчастливая.
Нет, всё было чудесно, только дней через десять машина вдруг заглохла и перестала заводиться. Автосервис вымотал все нервы, но потом ещё пару недель Оксана ездила и наслаждалась. Как вдруг эта… скотина опять не завелась. Снова прошли с ней круги ада.
И теперь Оксана ездит и дрожит – а если снова? Никакой радости от полёта. Хочется верить, что уже всё, починили, а где-то внутри скребётся червячок. Это разве жизнь?
Так настороже и рулит. Без наслаждения. В ожидании подвоха. Может, она себя накачивает, но ничего поделать с этим не может.
Рынок работает с восьми, Оксана выехала пораньше, чтобы если и опоздать на работу, то не сильно. Когда-то это был птичий рынок, где продавали волнистых попугайчиков и хомячков, но он заглох в девяностые: знаете, как-то не до хомячков, когда деньги за ночь в шесть раз обесцениваются. А ужин из хомячков что-то не улыбается приготавливать, хотя, мать говорила, с мясом тогда проблемы были, – словами не описать!
Отец вспоминал, как он, – году так где-то восемьдесят девятом, – стоял в продуктовом и смотрел на колбасу в витрине. Колбаса была оригинальней некуда: она состояла вся из сала, – на срезе казалась сделанной из белого горошка, каждая горошина отделялась от соседней миллиметровой паутинкой чего-то розового, может, даже и мяса. Если ты эту «колбасу» жарил на сковороде, через пять минут она превращалась в жидкость. Наверное, жир, хотя в это верили лишь уж очень упёртые оптимисты.
Но, главное, называлась «колбаса» «Эстонской». Как уверял отец, он потом понял, что подобного оскорбления прибалты не вынесли и потому кинулись отделяться от СССР в первых рядах.
Так как от хомячков пользы не было даже в продуктовом плане, рынок перепрофилировали.
Оксана припарковалась недалеко от входа и пошла к арке ворот, где на сетчатой дуге невзрачными, непонятно из чего сделанными буквами уведомлялось: «РЫНОК РАДИОТОВАРОВ».
Внутри всё пространство было посечено рядами крошечных павильончиков. Продавцы – в основном, мужчины – раскладывали товар на прилавках.
Оксана огляделась, несколько даже растерявшись: думала, что будет три-четыре магазинчика. Никаких пультов на ближайших прилавках не было видно: там лежала всякая всячина, – на женский взгляд, сущая чепуха. И кому это всё нужно?
Оксана направилась к ближайшему открытому прилавку на углу ряда: там под лёгкой крышей из пластика, укреплённого на четырёх трубах, скучал мужичок.
Когда она подошла поближе и разглядела его, ей расхотелось с ним разговаривать. Возникло чувство: нет, не когда видишь бомжа, а вот, когда встречаешь завсегдатая винно-водочного отдела. И жалко, и грустно.
Одет он был, правда, чистенько. Старенькая ветровка, очки только какие-то несуразные. Тёмные волосы из-под бейсболки выглядывают не то, чтобы неряшливые, – будто неделю не мытые.
И ещё усы. Это уж последняя капля: топорщатся, будто дохлую мышь верхней губой к носу прижал. Щетина у этого мышонка чего-то жёсткая, как на зубной щётке. Ну, вот зачем такие отпускать? Какая женщина на это клюнет?
Оксана чуть было не прошла дальше, но одёрнула себя: ей ведь только спросить. Показала пульт:
– Не подскажете, где такой здесь можно купить?
Мужичок стал сама любезность. И голос у него оказался приятный. А для любой женщины голос у мужчины… Особенно, когда он говорит тебе что-нибудь этакое…
Но мужичок сказал всего лишь:
– Сейчас повернёте в соседний ряд, в конце будет павильон номер шестьдесят один. Там у Миши всё есть.
Оксана поблагодарила и пошла, чувствуя, что её провожают взглядом. Да на здоровье! На ней деловая двойка английского костюма. Думаю, смотрится ничего. Конечно, приятно, когда от тебя не отрывают глаз, но неужели её следующая ступень глазеющих – бомжи?
Можно, пока, собственно, не начался детективный сюжет, я немного расскажу про отношение Оксаны и Тамары к шопингу? А, чего? Ведь детективы все на одну колодку, – чего вы такого необычного ожидаете здесь найти? А шопинг… Это ведь жутко злободневная тема для женщин. У них, как говорила моя бабушка, «лихоманка» начинается, когда они видят по телевизору, что у кого-то из «шоу-звездунов» гардеробная больше, чем вся твоя квартира. И обуви там пар четыреста – это же сколько денег угроблено? Кто это всё носить будет? Выпендрёж один, как утверждает Томка.
Она считает: слово «шопоголик» надо писать с буквы «Ж». Потому что все эти чудики – сдвинутые на всю голову. Они себя чувствуют, как во сне, – действительно, голыми. И хватают первое попавшееся под руку, чтобы, значит, прикрыть наготу. А потом, когда осмотрятся, понимают, что тряпки эти никому на фиг не нужны. А денежки уже тю-тю! И надо бежать опять покупать что-нибудь приличное. Но ты же голый – и тут опять не до мозгов. Так и бегают всю жизнь с голой задницей меж кучами тряпья.
Читать дальше