Лана Муар - Компаньон для Люцифера

Вообще, я уверена, что собаки полностью отражают характер своих хозяев. А Мария Сергеевна даже внешне чем-то похожа на своего Бонечку. Те же складочки на шее, взгляд и отношение к другим людям. Но это не мешает мне раз за разом вписывать ее в свою тетрадь и ходить гулять с Бенедиктом – постоянными клиентами не разбрасываются. Даже когда их собака в очередной раз нажрется какой-нибудь дряни. И вообще, мне нравится Бонька. Он действительно меня любит и слушается.

Наверное, все собаки, с которыми я гуляю, относятся ко мне именно так с самого первого дня. Только Град – питбуль – сперва подозрительно косился и крысился на мой рюкзачок, в котором я носила весь свой арсенал: шлейку, пуллер, когтерезку… В общем, все, что могло пригодиться. Но и с ним мы нашли общий язык. Слопали одно мороженое на двоих в парке, а потом его хозяин рассказал, что для Града подстричь когти – худшее из всех наказаний, а мороженое – дичайшая слабость. После этого случая я стала спрашивать у заказчиков о привычках их питомцев. Маленький пунктик, который только добавлял хозяевам уверенности, что они действительно отдают собаку в хорошие руки. А мне просто не хотелось лишний раз нервировать мохнатиков всякими мелочами.

Если быть откровенной, то за два месяца мой оптимизм в плане несметных богатств Колорадо или Эльдорадо – никак не могу запомнить – поутих. За выгул собак даже близко не набиралось тех денег, которые я зарабатывала в кафе, но мне нравилось. Так сильно, что с этих крох умудрилась выкроить на визитки и рюкзачок с арсеналом юного собаковода. Ксюха только покрутила пальцем у виска, рассматривая несколько намордников, и одобрительно кивнула на плотные темные картонки с силуэтом собаки. «La familia» в моем лице сдаваться не собиралась. Я обошла все ветеринарные клиники – где-то попила чай с принесенным тортиком, где-то просто попросила, – и мои визитки стали выкладывать на столик в залах ожидания. Так в моей тетради появились записи с двумя колляхами и огромным водолазом. Семейство мохнатых потихонечку росло, а я все ждала, когда же смогу прогуляться по городу, как в том фильме. Бзик, бзик и ещё раз бзик.

– Мария Сергеевна, рецепт, лекарство, чек и Боня, – передаю конец поводка и опускаюсь на корточки перед бульдогом. – Больше не лопай всякую дрянь! Договорились?

Клянусь, этот засранец сейчас улыбается. Тюкается мордой мне в ладони и довольно хрюкает, вяляя задницей.

– Бенедикт! Мы ведь договорились? – я – сама строгость, но один черт чешу его за ухом и отстегиваю карабин. – Беги уже, блевун.

– Алисочка, спасибо тебе, – Мария Сергеевна чуть не плачет, когда бульдожка дефилирует к своему коврику и со вздохом страдальца устраивается на нем. – Мой бедненький. Все ведь хорошо прошло?

– Ну как сказать, – сомневаюсь, что у нее отсутствует обоняние, да и по моим джинсам догадаться не сложно, как оно все прошло. Вернее вышло.

– Алисочка, а можешь мне пару своих визиток оставить? У меня знакомые спрашивали, и я очень тебя советовала. – женщина быстро отсчитывает деньги с учётом моих затрат, – Ты девочка ответственная, и Бонечка тебя каждый раз ждёт, даже у окна кругами ходит – чувствует, что ты идешь.

– Конечно оставлю, – я кончиками пальцев достаю три картонки из кармашка рюкзака и убираю несколько купюр.

– Спасибо тебе большое. Мы с Бонечкой завтра хотели до дачи съездить, а послезавтра будем тебя ждать.

– Тогда до послезавтра, Мария Сергеевна, – прощаюсь с ней и грозно смотрю на бульдога, – Бенедикт! Мы договорились?

Он недовольно ворчит в ответ и виновато прячет морду. Все они прекрасно понимают, кто бы что не говорил.

От показательного расстрела меня спасает только то, что консультацию склеили для всех групп. И я в перерыве между парами просачиваюсь на заднюю парту, старательно изображая, что присутствовала тут с самого начала, а с рюкзаком выходила потому, что всегда так делаю. И голова сырая тоже только поэтому, а не из-за того, что буквально пятнадцать минут назад выскочила из душа.

– Блевун? – спрашивает Ксюха, опускаясь рядом и оценивая мой вид.

– Он самый., – киваю, раскрывая тетрадь. – Много писали?

– Да нет. Первую пару вообще никого не было, сидели, фигнёй страдали.

– Старец Фура опоздал? – удивлённо выдыхаю я.

И в этом удивлении нет ничего странного. Фурачев Венеамин Альбертович – сама пунктуальность. Бодрячковый дедок, с учётом того, что ему уже давно перевалило за семьдесят, с огромной лысиной и белой бородкой – за что и окрестили – ни за какие блага мира не отказывался прийти за полчаса до своих лекций и требовал стопроцентную явку, проверяя каждого по списку в начале и за пять минут до конца. Фиг обманешь и смоешься раньше. Принципиальный до жути, но весёлый. Половину лекции мог кошмарить и диктовать с такой скоростью, что пальцы немели, а потом начинал травить байки из своей молодости или про любимые яблони на даче.