Здесь всё было по-прежнему: вещи стояли на своих места, а в пространстве повисли те же звуки и ритуалы. У тех же скамеек гуляли женщины с колясками, пока их взрослые сыновья и любимые мужья трудились, не покладая рук. Сознание передавало свои психологические проблемы детям из поколения в поколения. В каждом поколении лишь небольшой процент сопротивлялся, ломался и отрицал их. Все остальные органично питались уютными бактериями массы и превращались в пространство, отображающее историю, которую потом придется учить каждому смертному наизусть.
Здесь всё было по-прежнему: вещи стояли на своих места, а в пространстве повисли те же звуки и ритуалы. У тех же скамеек гуляли женщины с колясками, пока их взрослые сыновья и любимые мужья трудились, не покладая рук. Сознание передавало свои психологические проблемы детям из поколения в поколения. В каждом поколении лишь небольшой процент сопротивлялся, ломался и отрицал их. Все остальные органично питались уютными бактериями массы и превращались в пространство, отображающее историю, которую потом придется учить каждому смертному наизусть.
Эста не знала, что предстоит ей увидеть, застанет ли девушка его или узнает о смерти, услышит грустные ноты и увидит неодобрительные взоры замкнутых хранителей «святых мыслей». Эти нейронные связи вызывали в её теле нервную дрожь, но при этом позволяли Эсте свысока смотреть на то, что она уже давно прошла, и к чему уже точно никогда не вернётся.
Эста не знала, что предстоит ей увидеть, застанет ли девушка его или узнает о смерти, услышит грустные ноты и увидит неодобрительные взоры замкнутых хранителей «святых мыслей». Эти нейронные связи вызывали в её теле нервную дрожь, но при этом позволяли Эсте свысока смотреть на то, что она уже давно прошла, и к чему уже точно никогда не вернётся.
Она отворила дверь, забыв покрыть голову. Зал был пустой и свободный.
Эста не знала, что предстоит ей увидеть, застанет ли девушка его или узнает о смерти, услышит грустные ноты и увидит неодобрительные взоры замкнутых хранителей «святых мыслей». Эти нейронные связи вызывали в её теле нервную дрожь, но при этом позволяли Эсте свысока смотреть на то, что она уже давно прошла, и к чему уже точно никогда не вернётся.
Она отворила дверь, забыв покрыть голову. Зал был пустой и свободный.
Эста прошла внутрь и вслушалась в чарующую тишину девственного зала, ауру которого никому еще не довелось испортить.
Воспоминания, связанные с его ароматами, чертами, сумасшедшей харизмой и скрытой сексуальностью под чернейшим, тайным одеянием, всплывали в мозгу Эсты.
Эта неоднозначность возбуждала, как и раньше, именно тут, посреди великой общины.
Она присела на скамью, сняла лиловый платок и немного раздвинула колени. Юбка легкого плетения непослушно раскрылась, ноги освободились от роли и правил. Эста вернулась в мир порочного детства. Тогда всё было по-другому – никаких контрактов, условий и масок. Всю эту радугу мыслей уловил легкий ветерок, вторгшийся без спросу сквозь открытые двери. Эсте хотелось отдаться молебной ауре и его духу, так откровенно впитавшемуся в эти стены.
– Сегодня вторник, и я ничего не знаю о его расписании, – прошептала Эста, едва сомкнув глаза. Она смотрелась так вычурно среди всего, что ее окружало. Эта эклектика в ее присутствии отдавала легким психологическим архаизмом, написанным кем-то на грани срыва.
– Эста, ты с ума сошла? Что ты делаешь в городе после скандала?
Он выпучил глаза. Мистер X. Так я буду продолжать свою повесть, дабы не затронуть чувства тех, кто посмеет узнать себя в этой истории.
Любимый Х! – Эста попыталась приблизиться, но он отступил.
– Я просил тебя никогда не возвращаться в город. Я дал тебе для этого все.
– Ты дал мне билет в один конец и убежище. Я ни о чем не жалею. Прошло уже 15 лет, поверь, я должна была тебя увидеть.
– Эста, я болен. Моя жизнь летит под откос, и я уверенно падаю вниз. Буду откровенен, я не вспоминаю о том, что однажды случилось. Это табу.
Солнце светило так ярко, что Х зажмурился, шляпа сползала с грязных волос, а запахи пота буквально сводили с ума юную Эсту.
Период овуляции, молодая упругая грудь и стройные ноги вскружили голову пожилому Раввину.
Они стояли друг напротив друга, в разных образах, и желали друг друга как никогда. Они были представителями разных социальных слоев, их профессии не соприкасались даже в мечтах, возникавших у тех, кто был под толстым слоем вранья.
Читать дальше