Наталья Любина - Осенние ветра

Егоров встал с кровати и подошел к журнальному столику, на котором лежал листок с изображением памятника.

– Да, так будет лучше, а вот здесь, – он обвел карандашом овал, – разместятся даты рождения и смерти.

Иван Ильич представил местное кладбище, холодный гранит и – передернул плечами от сырости. И там, в глубокой яме, будет лежать его любимая, которая только вчера была здоровой, живой и веселой. Он вспомнил про первую ночь после ЗАГСа, проведенную вместе. Нет, Лиля не была девственницей, но Ивана мало интересовала личная жизнь любимой. У него кружилась голова только от близости с женщиной. Ее нежные губы, пахнущие шалфеем пышные волосы, теплая мягкая грудь- все вызывало робкое желание обладания.

А теперь все это, что вызывало восторг мужчины превратилось в кусок замерзшего мяса в холодильной камере морга.

Это никак не укладывалось у него в голове. Ему казалось, что Лиля здесь, рядом, она просто на кухне заваривает кофе или принимает после работы душ. И сейчас войдет к нему в комнату живая, здоровая и смеющаяся. Силой воли Иван Ильич прогнал наваждение. Что же послужило причиной внезапной остановки сердца?

Она все жаловалась на бешеный темп работы в отделении и жесткий контроль Александровского. Вот кто настоящий убийца! Загнал женщину в гроб своей работой. У него всегда в отделении медицинский персонал не ходил, а бегал.

– Скорей! – орал заведующий отделением, – время- убийца. Оно не ждет. Вы хотите пополнить морг еще одним трупом? И бегали, и суетились, а в конце рабочего дня, вымотанные от такого темпа, сестрички растирали ноги и принимали «кетанов». С Лилей врач был особенно строг, потому что считал ее опытной медсестрой и требовал от нее большей отдачи.

Похороны Лили прошли без эксцессов. Разве что мама покойной потеряла сознание, когда на гроб любимой дочери полетели комья земли. Поминальный обед прошел без особых разговоров, но Александровский быстро опьянел, объяснив всем, что он после ночного дежурства. Иван Ильич отвел доктора в свой кабинет и уложил отдыхать на диван. Часам к десяти вечера квартира опустела, но хозяин не ложился. Нервное напряжение давало о себе знать, и Егоров сидел на кухне и пил одну чашку кофе за другой. Вдруг около полуночи в дверях показался отдохнувший Александровский.

– Тебе кофе или пиво из холодильника? – спросил Иван.

– Кофе, – выдохнул Константин, присаживаясь к столу.

Помолчали. И Егоров вдруг вспомнил, что его тревожило и не давало заснуть:

– Знаешь, я тут думал, какой мне памятник установить. Посмотри, подойдет?

Александровский взял листок с рисунком, поправил очки:

– А почему ты должен устанавливать памятник? Пусть поставит надгробие ее муж.

– Но, ведь, я и есть ее муж, – произнес Егоров и подумал, что друг, наверно, не проспался.

– Да?! – саркастически произнес Константин, – думаешь, если она жила с тобой, то ты и есть ее супруг?

– А кто же? – удивился в свою очередь хозяин.

– Я, да я и есть первый и последний муж Лили Иванцовой, ее любимый мужчина и строгий начальник – в одном лице.

Что не ожидал услышать такое?

– Интересно, а как тогда понимать, что мы с Лилей уже много лет вместе? Брак наш зарегистрирован в ЗАГСе и проживает она у меня в квартире?

– Ты недооцениваешь нашу ФСБ, страна не могла потерять такого аса, который вдруг влюбился в медсестру.

Я все сделал, чтобы спасти тебе жизнь. А ты увел у меня жену.

– Как бы я смог ее увести, если бы она не дала своего согласия? – удивился Иван Ильич.

– Еще бы она не согласилась. Ей пообещали за это освободить из заключения отца – предателя родины.

– Я ничего не слышал о нем, да и мать ее, Татьяна Павловна, никогда не рассказывала о своем муже.

– А зачем о нем рассказывать? Он давно живет в Америке, там своих резидентов не бросают. А Лиля дорого заплатила за его свободу и своим счастьем, и ребенком. Ты же, наверно, догадался, что она была беременна не от тебя, последствия катастрофы оказались ужасными. Мы с ней долго обсуждали эту проблему, а потом пришли к выводу, что так будет всем лучше. Признаюсь, что иногда от такой жизни хотелось полоснуть скальпелем по венам, но заходил в палату и видел глаза больных, которые смотрели на меня, как на Бога, и ждали от доктора помощи. Вот так я и остался без дома, без семьи и ребенка, единственным смыслом существования стали работа и редкие встречи с любимой женой.