Людмила Волынская - Мама для Маши

Выключив кофеварку, не в силах взглянуть на него, она сказала:

– Налей себе кофе. Мне не надо. Подожди немного, я в душ, – и, боясь быть превратно понятой, тотчас добавила, – пыль, знаешь ли…

– Хорошо, – кивнул Игорь, налил кофе и пошел в гостиную.

Раздевшись, Аня подставила тело под теплую приятную струю душа. Смыв тяжелый налет усталости, она ощутила под ним призабытое предчувствие чего-то нового, зависящего именно от нее. Слишком долго она послушно плыла по течению жизни, пытаясь приноровиться к нему, с опаской огибая препятствия, изредка возникавшие на ее пути. Она и не пыталась спорить с жизнью. Слишком рано она познала силу ее течения, никому из людей неподвластную. И куда оно привело ее, это течение? В стоячее болото… Кто знает, как бы все повернулось, поступи она тогда иначе. И вдруг… Впервые с отчетливой ясностью она поняла, что именно иначе она и поступила. Да, иначе, начиная с того проклятого аборта, который и искалечил ее внешне такую благополучную жизнь. Вот когда она впервые ступила в омут и, избавившись от ребенка, направилась сразу же против течения, против того, что давала ей жизнь. Вот тогда-то она и бросила вызов жизни. И все эти годы она пыталась прибиться к отмели, к затишью, чтобы как-то удержаться на плаву. Всеми ее поступками руководило одно единственное чувство – боязнь потерять своего мужа. Любила ли она Олега? Она благодарила за него Бога, полагая, что это подарок судьбы за пережитые страдания. Это сейчас все спят с кем хотят непонятно с какого возраста. Неотъемлемый атрибут свободного общества… А в советское время?! В семнадцать-то лет?! Лишиться девственности до замужества считалось, мягко говоря… А аборт?! Это ни в какие рамки тогдашней морали не укладывалось. Намыливаясь, Аня поймала себя на том, что неосознанно рассматривает свое тело. Похудела, что и говорить… Жаль, моложе выглядеть от этого не стала. Да что уж теперь. Эта молодость… словно нож в сердце. Полоснул он по нему, ох, как полоснул… Жестоко. Ничего, пережилось.

Наскоро вытершись и переодевшись, она застыла в нерешительности. Пусть пережилось, пусть давно забылось, но женщиной быть она не перестала. Вернее, перестала после развода с мужем, а сейчас вот снова вспомнила. С ее-то многолетним учительским стажем там и вспоминать было нечего. Не спеша подкрасилась, старательно уложила подстриженные под каре темно-каштановые волосы и… не узнала собственного отражения в зеркале. Вот так, Игорек, хоть и плевать нам на тебя, но мы еще можем!

Выйдя из ванной, она позвала Азу и бросила ей в миску несколько горстей сухого корма. Достала из холодильника бутылку минеральной воды и, захватив два стакана, направилась в гостиную.

Сидя в кресле у открытого окна, Игорь с задумчивым видом дымил сигаретой. Подняв глаза, он прикипел к ней удивленным взглядом. Пусть удивляется, не удивляется, это уже не важно.

– Что ты хотел мне объяснить? – поставив бутылку с водой и стаканы на журнальный столик, Аня уселась в кресле, подобрав под себя ноги.

– Ты садишься точно так же,… – не отрывая от нее взгляда, с грустной улыбкой заметил он. – Хочешь? – протянул ей пачку сигарет.

– Я не курю, – отмела она его примирительный тон. – Слушаю, объясняй, – добавила она, наливая в стаканы воду. Вода заиграла маленькими пузырьками, приятно пощипывая во рту.

– Теперь получается – ты прокурор, – попытался пошутить Игорь.

– Я не прокурор и не судья, – не обращая внимания на его тон, спокойно ответила она.

– Вы с мужем давно развелись?

– Около года. Но это не имеет никакого отношения к нашему разговору. Не я к нему ушла от тебя. Это ты бросил меня, – произнесла она, глядя ему в глаза. – Вот я и помогла тебе. Ты именно это собирался мне объяснять? Если для тебя это так важно, говори. Мне это давно безразлично. У тебя дети есть?

– Наполовину, – затянувшись, ответил Игорь.

Аня удивленно вскинула брови.

– Ты и здесь всех переплюнул. В природе пока такого явления не наблюдалось.

– Почему же? Довольно часто, – ответил Игорь с грустной ухмылкой. – Фамилию носит мою, а гены другого отца. Вот так. Короче, и не родная, и не приемная. Ее мамаша сама мне в этом созналась. Дочь – в детдом, и была такова.

– Так тебе и надо, – ледяным тоном подытожила Аня.

– Нюша, зачем ты так?… – посмотрел он на нее виновато. – Ты знаешь, как все получилось?

– А здесь и знать нечего, – мрачно оборвала она его слова.

– Значит, Елена Пална так ничего и не сказала…, – упершись взглядом в стену, мрачно резюмировал он и продолжил: – У матери приступ случился. Ты же помнишь, я жил с отцом. Она осталась за бабулей присматривать, да и нахлебалась гарнизонной жизни. Не знаешь ты, что значит приказ старшего по рангу. Он меня прямо к поезду на машине доставил. Месяц она меня у себя продержала. Хоть меня терзали смутные сомненья, что они с отцом сговорились – чтобы после выпускного баклуши не бил, а к поступлению готовился. Мать у меня тот еще старшина в юбке. У тебя тогда телефона не было. Позвонил Романову, Олегу. Помнишь? Попросил передать, что так, мол, и так. Разве не сказал?