Вероника Якжина - Узы

И сейчас она объявилась. Я продолжаю глазеть на маму.

– Когда она приезжала? Надолго? Что она сказала? Где она? Где была столько времени?

– Она побыла несколько дней и снова уехала.

– Что? Мама, почему вы сразу мне не позвонили?!

– Она просила этого не делать. Она выглядела ужасно и не хотела, чтобы ты видела ее такой.

– Боже, что за бред. Мама, расскажи все нормально.

– Она приехала посреди ночи. У нее из вещей лишь рюкзак. Она сильно похудела, осунулась, но волосы великолепны, очень длинные. Попросила остановиться у нас, разве мы могли ей отказать. Хотя мы были просто шокированы. Спала целые сутки, потом набросилась на еду так, словно не ела неделю. Погуляла здесь вокруг. Не разговаривала с нами. Лишь доброе утро и тому подобное. Просила не задавать ей вопросов, придет время, и сами все узнаем. Когда я звонила тебе, чтобы пригласить в гости, Джилл была еще здесь. Возможно, она услышала мой разговор с тобой, или услышала, что я сказала папе о твоем приезде, но на следующее утро она снова исчезла. Оставила лишь записку.

– Какую?

Мама достает из кармана теплой кофты клочок бумаги и протягивает мне. «Дорогие мама и папа. Спасибо вам за все, что вы для меня сделали. Простите. Д.» Я вновь смотрю на маму. Она заламывает пальцы, как всегда, когда сильно нервничает.

– Ты что-то еще хочешь мне рассказать?

– Нет, нет, – мама отвечает мне слишком быстро.

– Мама. Что еще? Не обманывай меня. Я должна знать все.

Ма смотрит в пол, как провинившийся ребенок, и не желает говорить. Во мне включается ее дотошность. Я узнаю, во что бы то ни стало. Внезапно ответ приходит сам. Служба в полиции неплохо приоткрывает завесу тайны над странным поведением людей.

Надеясь, что ошибаюсь, понижаю голос и задаю вопрос:

– Мама, она что-то стащила? – Мама робко кивает. – Что?

– Бабушкины бриллиантовые серьги. И сапфировую брошь.

– Твою мать, – я закрываю рукой глаза. – Это точно?

– Пару лет назад я перепрятала шкатулку с украшениями в вашу комнату. Видно, Джилл нашла ее. Когда она уехала, я зашла, чтобы прибраться там, а шкатулка лежала на полу. Все остальное на месте.

Шумно выдыхаю и тру переносицу.

– Она ничего не оставила? Никаких вещей? Еще записок? Чего-нибудь… – «для меня» мысленно добавляю я.

– Нет.

– Вы видели ее документы? Может, она сменила имя? Я не могла найти ее по базе данных.

– Нет, доченька.

Мне больно смотреть на маму, ссутулившуюся в течение этого разговора. Она всегда любила нас одинаково. И всегда учила относиться друг к другу с заботой и любовью. Не представляю, как тяжело ей дается то, что творится с Джилл. Она объявляется через десять лет молчания, просто отсыпается здесь, не потрудившись объяснить, в чем дело, а затем снова сбегает, прихватив семейные драгоценности. Вряд ли она взяла их на память.

А раньше Джилл даже книгу чужую старалась вернуть как можно скорее. Если находила на улице какую-то вещь, все силы бросала на то, чтобы найти владельца. А теперь она украла у собственных родителей. Это просто не укладывается в голове.

– Мам, все будет хорошо. – Я тепло обнимаю родного человека, пытаясь этим объятием донести ей свою любовь, свою заботу, пытаясь донести ей, что я всегда рядом. Пытаясь заменить одной собой обеих ее дочерей. – Мы найдем ее. Обещаю. Если она попала в беду, я помогу ей, ты ведь знаешь.

Мама кивает, не отпуская меня. И впервые в жизни понимаю, что уже давно поменялась местами со своими родителями. Теперь я их утешаю, доказывая, что все переживания – ерунда. Теперь я о них забочусь, помогаю им во всем, справляюсь об их здоровье и ругаю за мелкие глупости, например, за то, что папа скупает лотерейные билеты, надеясь выиграть миллион.

Меня грызет обида на сестру. За родителей и за себя. Что с ней случилось, почему она так себя ведет? Почему не обращается за помощью к родным?

***

К вечеру папа и Патрик возвращаются с рыбалки. Мой лучший друг буквально раздувается от гордости, потому что поймал огромную щуку. Папа же недоволен тем, что наловил всего одно целое ведро рыбы.

– Смотри, Сэл, я добытчик! Иди и обними меня скорее, потому что твой отец отказался со мной обниматься! А мне нужна похвала, скорее! – с этими словами он бьет одной рукой себя в грудь, во второй руке держит свой улов.

Смеясь, обнимаю его за шею.

– Ты просто как первобытный мужик! Смотри, еще чего доброго станешь натуралом. Надеюсь, по пути ты никому не хвастался своей добычей?

– А в чем дело?