Марина Кистяева - Слеза океана

Постепенно их жизнь приходила в норму. Екатерина устроилась работать на швейную фабрику, Ирина пошла в школу. Но мужчины в их жизни не было.

За Катей пытались ухаживать, кто-то не навязчиво и робко, кто-то открыто и притязательно. Только для всех у неё был уготовлен один ответ: «Я занята. У меня нет времени. Мне дочь растить надо». И постепенно ухажеров поубавилось.

Ирина нехватку мужского общества компенсировала по-своему. Если раньше она и водилась с некоторыми девочками, то, пойдя в школу, она старательно исключала их из круга общения. Только мальчики. Для того, чтобы окончательно стать «своей» среди пацанов она научилась всех быстрее бегать в классе, отлично плавать и выбивать из рогатки десять из десяти. Если Катя и была в душе против такой дружбы дочери, то по первости молчала. А потом необходимость что-либо говорить пропала сама собой.

В их дворе появился Толька Окошев. Они переехали в Москву из небольшого городка Кузнецка, Пензенской области. Его отец, офицер НКВД пошел на повышение, получил в Москве однокомнатную квартиру, и как раз в соседнем доме с общежитием Ирины. Толька был старше Ирины на шесть лет, совсем взрослый мальчишка. И этому мальчишке совсем не понравилось, что с ребятами бегает девчонка.

– А что эта малявка здесь делает? – чинно спросил он и характерно сплюнул через щель в передних зубах. – Вы чё бабы, чтобы в своей компании девчонок держать, а?

Ирина попыталась возразить, но Толька быстро нагнулся и поднял с земли большой камень.

– А, ну, пшла отсюда, пока не вдарил! – пригрозил он.

Ирина собиралась ввязаться в драку. Ей не привыкать. Она посмотрела на своих вчерашних товарищей, ища поддержки, но те стояли, кто старательно ковырял носком кед рыхлую землю, кто открыто смеялся, а кто вообще шатался в стороне.

Ей дали понять, что она лишняя.

И она ушла.

В ту ночь Ирина вцепившись в подушку зубами, обиженно растирая слезы по неумытому лицу, пообещала вырасти потрясающей красавицей, всем на зависть, и влюбить в себя Тольку Окошева. Чтобы он пришёл к ней свататься, а она вот так же высмеяла бы его. Ирина заснула, представляя забавную картину, нарисованную детским воображением.

Если бы в те годы она могла предвидеть, к каким последствием приведет осуществление её глупой детской фантазии….

Но вскоре перекидной календарь остановил страничку на дате 22 июня 1941 года. И голос Левитана, врезавшийся в память миллионам советских граждан, объявил, что германские войска пересекли границу Советского Союза.

Началась война.

Никто не сомневался, что война долго не продлится, что советские войска с триумфом одержат быструю победу над фашистскими захватчиками. Мужчины уходили на фронт….

Мальчишки во дворе тоже собирались идти «громить проклятую немчуру», правда, перед этим им надо было немного подрасти.

Осенний вечер 43-го ничем не отличался от других таких же холодных вечеров. Ирина, кутаясь в старенькое пальтишко возвращалась домой. От голода кружилась голова. Ужасно хотелось есть. А есть было нечего. В их семье, как и во многих других поселился надежный квартирант – Голод.

Моросил дождь, и Ирина спешила скорее добраться до родного подъезда. Пусть в их комнатушке и отсутствовало отопление, но, по крайней мере, стены надежно укрывали от промозглого ветра, который захлестывал со всех сторон.

Темнело. Около их подъезда фонарь не горел, местная шпана разбила лампочку ещё на прошлой неделе и никто не удосужился вкрутить новую. У всех были свои, более насущие проблемы. И поэтому, когда вход в подъезд загородила большая фигура, девочка испуганно вскрикнула и сжалась в комочек.

– Ты чего кричишь, – тотчас послышался грубый бас. – Не узнала что ли?

О, этот голос Ирина не перепутает ни с чьим…. Он ей в кошмарных снах сниться.

– Узнала, – недружелюбно ответила она. – Не надо пугать, вот и кричать не буду.

Толя Окошев шагнул вперед, и теперь возвышался над Ириной, точно башня. За последние годы он вытянулся, возмужал. Ирина быстро прикинула в уме: да, ему семнадцать годков исполнилось, совсем взрослый детина.

– Если напугал, извини, – буркнул он и внезапно улыбнулся. А у Ирины от его улыбки подкосились ноги. Если бы завтра объявили, что ненавистный Гитлер вывалился из собственного окна, она бы удивилась меньше.

За те годы, что Окошевы жили в их дворе, она впервые видела улыбку на физиономии Тольки. Окошев-младший всегда ходил угрюмый, недружелюбный, норовил поддеть ногой пробегающего мимо котенка или бездомную псину, даже бабушки-старушки неодобрительно качали головой ему вслед. Ирина слышала, что многие не прочь были бы пожаловаться на него, но боялись. Боялись его отца, такого же мрачного и ещё более недружелюбного офицера НКВД.