Она вцепилась ногтями в его лицо, попыталась разодрать мерзкую физиономию, но сильный удар в челюсть отбросил её назад. Она упала. Из разбитой губы засочилась кровь.
Но Ирина не собиралась сдаваться. Не обращая внимания на физическую боль, она снова ринулась в бой. И снова удар сбил её с ног. На этот раз Окошев не позволил ей подняться, он сам обрушился на неё. Один удар следовал за другим. Теперь Ирине пришлось защищаться. Она кричала, ругалась матом, кусалась, пыталась вцепиться зубами в глотку мерзавца. Она не замечала собственной крови, её разум помутился.
Уничтожить, уничтожить….
Схватка длилась недолго. Не смотря на ярость, застилающую глаза пелену ненависти, силы противников были не равными. Ирина слабела. Уже не было сил не то, чтобы нападать, но и защищаться. С каждым проходившим мгновением всё труднее и труднее было поднимать руки, укрываясь от безжалостных ударов, они не слушались её, отказывались повиноваться. Ей казалось: вот ещё один рывок, и сквозь боль, ненависть, отчаяние она сможет победить, добраться до цели.
Всего один рывок…
Окошев что-то говорил, методично продолжая наносить удары, но Ирина уже не слышала его. Темнота стремительно подбиралась к ней. Окошев встряхнул её, и последнее, что она запомнила – это как с невообразимым шумом об пол ударилась бляха на армейском ремне, а Окошев рванул Ирину на себя и грубо раздвинул девичьи ноги.
Временами Виктору Бехтереву начинало казаться, что уже ничто в этом погрязшем в грехах мире не способно его удивить. Он видел всё: тысячи человеческих трагедий, взлеты и падения, унижение и раболепство, предательство и стойкость характера, великодушие души на грани безумства. Кого-то он отлично понимал, кого-то презирал и беспощадно уничтожал, о ком-то просто забывал.
Проработав в Соловецких лагерях более пятнадцати лет, он однажды пришёл к выводу, что бесконечно, безмерно устал.
Работа давно перестала приносить ему удовольствие. В органы НКВД он пришёл молодым сопливым специалистом, получившим по тем временам хорошее юридическое образование. Когда в стране советов большинство офицеров, как младших, так и старших чинов, порой, хорошо, если умели сносно читать и оперировать несложными математическими упражнениями, он с отличием окончил Московский университет, и мечтал служить на благо Родине, преследуя и уничтожая врагов. Что ж, Родина предоставила ему такую возможность.
У Виктора была возможность выбора: остаться в Москве или поехать на Север. Сейчас он понимал, каким романтическим дураком был. Можно представить, как втихую над ним посмеивалось руководство! Ещё бы, молодой романтик, истинно вознамеривавшийся бороться с врагами Советского Союза. Специалисты были нужны везде. Его однокурсники рвали жилы, всеми правдами и неправдами стремясь попасть в центральное управление, а этот олух выбрал Соловецкие острова. Товарищ Сталин может гордиться своими сыновьями.
Виктора назначили в информационно-следственную часть. Это устраивало его, как нельзя лучше. Он с головой погрузился в работу. Какие судьбы! Какие характеры! Некоторые дела он читал похлещи любимых приключенческих романов. Он никому в этом не признался, но многими заключенными он восхищался. Первые месяцы.
А потом пришли рабочие будни. На его глазах разворачивались драмы, и он был их непосредственным участником. Голод, холод, жестокое отношение со стороны вертухаев творили с заключенными поразительные вещи. Восемьдесят процентов заключенных стучали друг на друга. Вспыхивали драки, разборки, случались побеги, массовые расстрелы…. Всё, как и в других лагерях.
В первый год Бехтерева мучили бесконечные кошмары. Он часто просыпался с криком, весь в поту. И думал, что не выдержит, что сломается. Его так и подмывало написать рапорт о переводе, но день проходил, за ним следующий, а он бездействовал. Заготовленная бумага лежала нетронутой.
До конца второй мировой войны лагеря были смешанными, не было разделения на мужские и женские лагеря. Женщин заключенных размещали в соседних бараках с мужчинами. Это устраивало, если не всех, то многих. Совместная жизнь давала надежду. Надежду сохранить человеческие отношения. Надежду на любовь, крепкие чувства. Даже здесь, на лагерном Севере, у женщины никто не мог отнять право быть женщиной.
Любимой. Желанной. Единственной.
Отношения вспыхивали между заключенными, между зэчками и офицерами. Но в большинстве случаев всё сводилось к плотской любви. Как только приходил новый этап, женщин отправляли в бани. И именно там впервые устраивались «смотрины». Женщин рассматривали, как товар. И выбирали. Те новоиспеченные зэчки, что не были обременены лишними моральными принципами, могли неплохо устроиться в лагере. Особенно ценились красивые женщины. Впрочем, как и везде. Тут тебе, пожалуйста, и теплое местечко в «кабинке» у блатного, и распределение на работу в столовую, прачечную или санчасть. Многие мечтали попасть в служанки к офицерам, правда, если у того была недалекая жена. А то, глядишь, и боком может обернуться такая служба.
Читать дальше