Елена Дженкинз: Контракт стервы

Через полчаса у меня горели щеки, а слов не находилось, чтобы выразить возмущение.

В контракте подробно описывались права и обязанности. Я должна была грубить тем, кто просит помощи, а именно – и дальше следовал список всех людей и организаций, кто заручился моей поддержкой. Кроме того, я обязалась хамить в общественных местах, ругаться с родственниками и друзьями (список имен прилагался).

Каждый день целого месяца был расписан, чтобы не расслаблялась. Иногда мелькала фамилия «Езерский», но вчитываться не было времени.

Более того (и этот пункт явно включила мама), к концу контракта я должна была лишиться невинности. Но кандидатом не мог быть мужчина из списка – и далее перечислялось двести пятьдесят имен; папины враги, все как один. У параноиков за каждым углом по недругу.

Первым в списке, естественно, значился Максим Езерский. Еще бы! Отец не пережил бы, стань я «подстилкой» Егеря. Да я и сама скорее удавилась бы, чем пошла на такое…

Контракт стервы прожигал мои ладони ядом. Вот она, родительская забота во всей красе. Плакать хотелось от «умиления». А главное, я не имела права разглашать причину своего хамского поведения, то есть упоминать о контракте.

В ночь с тридцать первого декабря на первое января планировалось подведение итогов, и меня по всем пунктам намеревались проверить на детекторе лжи, к которому Иосиф прибегал часто и с удовольствием.

Если я справлюсь, отец официально объявит меня своей наследницей. Нет – управление семейной корпорацией перейдет к Максиму Езерскому, а отец уйдет на покой.

Честно говоря, заставить меня подписать подобный контракт мог только отец при личной встрече. Сбеги я из дома прямо сейчас – спаслась бы… Но бросить на произвол судьбы компанию, которой посвятила годы, в которой мечтала работать до конца жизни и передать своим детям? Нет, я была не настолько безответственна. И не настолько бесхребетна. К тому же я, по сути, была матерью своему младшему брату и не имела права подвести заодно и его, перечеркнув его мечты. Если бы я сбежала, он ушел бы следом за мной. Он не терпел, когда меня обижали и был жутко принципиальным, даже радикальным. Если у меня характера не было, то у брата его имелось в избытке, пеной через край.

…Я сидела и не могла поверить, что папа готов был отдать семейное дело врагам, но не детям.

– Мне же только восемнадцать, а вы толкаете меня на… это? – мой голос охрип, плечи поникли.

– Ты сама себя толкнула, когда родилась умственно отсталой. Все. Время сеанса вышло. Либо подпиши, либо убирайся. У меня перерыв.

Я проглотила клокочущий ком возмущения и медленно, обреченно поднялась.

– Сначала я поговорю с отцом. У меня появились вопросы.

– Фрэнки, милая, ты – ошибка Природы. Но я – ее венец. Так что иди, задавай свои глупые вопросы. Завтра утром начинается срок контракта. До тех пор можешь делать что хочешь, хоть с моста прыгай.

– Спасибо, Иосиф Иларионович. Вы умеете поддержать.

– Это моя работа. Свободна.

Я взяла контракт и тихо вышла из кабинета. Домик Столетовых был двухэтажный, уютный. Мать Иосифа обитала на втором этаже. Обычно она при содействии сиделки «зависала» на форумах и ругалась в комментариях со всеми, кто ее раздражал. Слава интернету! Ведь раньше эта вулканическая женщина выплескивала замашки властелина мира на окружающих.

Наше поместье располагалось в Подмосковье и было гордостью семьи Уваровых уже в третьем поколении. Здесь держали конюшню с породистыми скакунами, за которыми я любила ухаживать; на участке располагались лаборатории, пекарня и, конечно же, «большой дом» – усадьба в три этажа, огромная и светлая, очень похожая на семейное гнездо Скарлетт О’Хары из «Унесенных ветром». Родители даже называли поместье так же: Тара.

Для меня поместье было частью души. Если бы отец шантажировал не «Константой», а Тарой, то контракт стервы был бы уже подписан.

Первым делом я промаршировала в домашний салон красоты, который для себя обустроила мама. Там ей сейчас делали педикюр. На лице Зои Уваровой сияла белая маска. И колечки огурца на глазах.

– Ты помогала составить этот в-возмутительный, в-вымогательский документ?! – напала я на мать с порога.

– Не повышай голос, собьешь ауру.

– Мама! Кто еще, кроме тебя, мог додуматься включить жестокий пункт о невинности?! Ты что, не понимаешь, какая беда нам всем грозит?! Отец передаст компанию этим… живодерам! Ты же знаешь, он так и поступит, нам на зло.