Гоар Маркосян-Каспер - Пенелопа пускается в путь

– Как ты думаешь, – спросила она завернувшую к тому моменту кран сестру, – почему безумно влюбляются именно в проституток, а не в нормальных женщин?

– Вообще-то такое случается только в кино, – заметила Анук трезво. – Кстати, о безумной любви. Знаешь, с кем я недавно познакомилась? С двоюродной сестрой Армена.

– Мир тесен, – сказала Пенелопа философски.

– Так я толком и не поняла, почему вы не поженились.

– А кто понял? – спросила Пенелопа риторически.

– Нет, в самом деле?

– Армену жена ни к чему, – разъяснила Пенелопа. – Для чего вообще человеку жена? Чтобы обстирывать, обглаживать, варить обеды, закатывать консервы, подбирать вещи, которые он раскидывает по сторонам… Что еще?

– Пенелопа, – укоризненно сказал возникший в дверях Ник и обнял свою драгоценную супругу за плечи.

– Ладно, ладно, – буркнула Пенелопа хмуро. – Поговорить и потрахаться можно и так, для этого необязательно жениться. А все прочее у него делает мама. Так что жена ему не нужна. А мне…

– А тебе нужен муж, – заключил Ник.

– Вот еще! – возмутилась Пенелопа. – На кой черт мне сдался какой-то гад и урод!

– А почему тогда ты с Арменом поссорилась? – продолжил допрос зять.

– А потому что! – рассердилась Пенелопа. Она демонстративно повернулась к родственничкам спиной и вернулась в столь неудачно или несвоевременно покинутую гостиную.

Пенелопа, где твой Одиссей? – вспомнила она Арсена. Избалованный ребенок подруги Маргуши посещал уже университет, Гомера при виде Пенелопы больше не цитировал, поскольку давно перестал числиться в вундеркиндах, что Маргушу не особенно мучило, а вернее, не волновало вовсе, у нее и так хватало забот, ряды родителей, ее и мужниных, поредели, уцелевшие переместились в класс пенсионеров, а помогать детям с пенсии можно было только в советское время, теперь ситуация изменилась на прямо противоположную, так что Маргуше с Овиком приходилось выкручиваться самим, к тому же бульварный листок, который редактировал Овик, закрылся, ныне он сидел на не самой хлебной должности обычного корреспондента другой газеты, и Маргуша вкалывала изо всех сил, чтобы поддержать семью, она даже курить бросила, дабы не отягощать семейный бюджет излишними тратами, да и времени выпендриваться, пуская дым кольцами, у нее не было, и Пенелопа, тоже махнувшая рукой на этот маленький порок, тем более, что если время выпендриваться у нее еще оставалось, то выделывать это стало уже совсем не перед кем, посещая подругу, обычно сидела с ней на кухне, пока та готовила, делать это ей приходилось теперь по вечерам, потому что удирать с работы не было никакой возможности, прямо Америка какая-то!.. Приехавшая из Штатов на побывку бывшая одноклассница-приятельница жаловалась, что там даже в туалет не пускают, только в обеденный перерыв, сущий садизм… Однако размышления об американских нравах, тем более, что представление о них она имела весьма приблизительное, не отвлекли Пенелопу от главного… на данный момент, конечно… предмета, только повернули сам предмет другой стороной. Любовь это праздник, как объяснял ей как-то муж той самой одноклассницы-приятельницы, Пенелопа случайно угодила к ним в гости, не в Америке, понятно, а до того, в момент семейной ссоры, и, провожая ее вечером до остановки, разочарованный супруг излил ей душу, романтическую, как оказалось… Да, любовь это праздник, с возлюбленной следует встречаться не каждый день, а только истосковавшись и истомившись, приходишь разодетый, при галстуке, свежевыбритый, с цветами и шампанским, и она встречает тебя нарядная, ухоженная, благоухающая, радостная, все вокруг сияет, мир прекрасен, а не то что жена в старом халате и шлепанцах все время маячит перед глазами, раздражая всякой ерундой, например, тем, что неправильно выдавливает зубную пасту, не с конца тюбика, как положено, а откуда попало… Ну хорошо, сказала Пенелопа, но у праздников есть неприятное свойство кончаться… по правде говоря перед ней сразу возник большой зал, зеркальные стены, натертый паркет, хрустальные люстры и бокалы, канонада пробок от шампанского, вальс, Пенелопа обожала вальс, вестибулярный аппарат был у нее в полном порядке, и она могла (могла бы!) часами кружиться и кружиться… но карнавал, огни, упоение, все это не может длиться бесконечно, достаточно заглянуть в календарь хотя бы, да и бальные платья изнашиваются, и когда-то их пускают на тряпки… Вообще-то говоря, к разрыву с Арменом все это отношения не имело… Или имело? Факт остается фактом, никаких старых халатов и шлепанцев… может, наоборот, наскучил вечный праздник? Это как с отпуском, отдыхаешь, отдыхаешь, но в конце концов уже начинает хотеться и на работу сходить… Собственно, на работу она ходила не без удовольствия, особенно, с тех пор, как стала преподавать историю балета, единственное, что было ей не по вкусу, это раннее вставание (и черт с ним, с богом, с его подачками, на самом деле ведь от него ничего серьезного, увесистого и крупного не дождешься, разве что рыбки, которую все равно без труда не вытащишь, так, чтобы прямо на стол, в блюде…). Нет ничего противней, чем подниматься в темноте, зевая и покачиваясь… Человек, как сказал бы Горький, рождается для света, не случайно ведь соискатели жизненных благ сражаются за место под солнцем, а не в тени… что иногда может выглядеть глупо, например, если такое сражение разворачивается в тропиках, впрочем, не исключено, что в Полинезии и иных подобных регионах бытуют другие выражения… Собственно, проблема носила характер теоретической, на первые часы в училище назначались уроки по специальности, и Пенелопа могла отсыпаться без помех…