Жасмин Майер - Завоевать сердце гения

Хотя, если честно, сделала я это для того, чтобы как можно больше свидетелей знало время и день, когда я перестала выходить с ними на связь.

Бабуля ответила мне первой. И единственной. Остальные-то сразу увидели десяток адресатов в адресной строке и промолчали. Охо-хо, ребята, потом будете локти кусать, что не поговорили со мной в последний раз, пока я была жива!

«Да пребудет с тобой сила, йохохо!» – писала бабуля. И ведь не скажешь, что человеку восемьдесят два, правда?

Мне хотелось быть такой, как она. (Хотя она вряд ли пробовалась на роль постельной игрушки гениального художника).

Ладно, пусть мне повезет, йохохо.

И тогда…

Нет, не птица.

Мороженое. Капля подтаявшего темного шоколада плюхнулась прямо на блузку. Да что ты будешь делать? Не день, а сплошное несчастье!

И сегодня я решилась заводить знакомство с потенциальным маньяком? Ой, зря-я-я.

Прикрыв пятно на груди волосами, я вошла в холл и повернула к лифтам. Все вокруг блестело и сверкало. У лифта стояли две высокие девушки. Одна мулатка, прямо сестра Наоми Кэмпбелл. Вторая – явно в родстве с Кейт Мосс. И между ними я, метр шестьдесят в пятнах от мороженого.

Разумеется, обеим нужно было на сорок второй этаж.

Ехали молча. Только на двадцатом я спросила вслух:

– Тоже на собеседование, да?

Если бы взглядом можно было убивать, то они обе наградили меня контрольными выстрелами в голову.

Короче, подругами мы так и не стали.

Они вышли первыми и направились по коридору без дверей к единственной квартире на этаже.

Я поискала взглядом в коридоре туалет, но ничего похожего. Перед моделями распахнулись двойные двери в конце коридора, и я устремилась следом.

Удивительно, но никто не проверял приглашений или даже имен. Возможно, это все проводилось под таким уровнем секретности, что никому и в голову не пришло печатать для подстилок художника красивые пригласительные с тесненными вензелями? Или это сделано, чтобы не осталось никаких улик?

Девиц в квадратной прихожей вместе со мной оказалось десять. Все как будто только с подиума – на высоченных каблуках, полуголые, при макияже. Я мигом ощутила себя неуклюжим хоббитом.

Никто друг с другом не разговаривал, все расселись по стульям, как перед анонимным приемом у врача-гинеколога.

Впереди простирался квадратный холл, с мраморным белым полом. Стены были серым, будто из чистого непокрытого ничем бетона. Сверху свисала огромная стеклянная трех ярусная люстра. Потолки были метра четыре, если не больше. Вдали виднелась белая блестящая лестница, мягким изгибом уводившая на второй этаж.

Тишина стояла, как в морге.

Я опустилась на свободный стул, и тут из стены рядом со мной появился седой старик, отчего я подпрыгнула на месте. И не сразу сообразила, что просто там была дверь такого же белого цвета, как и стены.

Я покрылась холодным потом. Неужели это и есть Роберт Маккамон? На вид прям сверстник моей бабули.

Но в узловатых руках мужчины сверкнул серебряный поднос с чашками кофе, и я вздохнула с облегчением. Он отдал кофе двум блондинкам и обратился к новоприбывшим, вероятно, тоже предлагая кофе. Говорил он так тихо, что с моего места было ничего не расслышать. Я глянула в приоткрытую дверь – так, хромированный кран и раковина. Ух ты! Кухня. Это мой шанс.

Я бесшумно скользнула в дверь, на ходу расстегивая пуговицы на блузе, чтобы лучше разглядеть пятно. Встала у хромированного крана возле окна и уже хотела открыть воду, как вдруг услышала позади себя:

– Что вы здесь делаете?

Я застыла с наполовину расстегнутой блузой, а еще, фигурально выражаясь, подняла с пола отвалившуюся челюсть, когда обернулась.

За мраморным островком посреди кухни сидел мужчина. Вилка и столовый нож в длинных пальцах терялись в его больших уверенных ладонях. Примерно также смотрелись приборы в руках диснеевского чудовища в сцене совместного завтрака с Бель из «Красавицы и чудовища», который мы в десятый раз пересматривали с мелкими.

По дороге сюда я гуглила его фотки, но Маккамон явно не жаловал папарацци. Все фотки были в профиль, издали или в движении.

Хотя, может, я снова ошиблась и это телохранитель? А настоящий гений – какой-нибудь тщедушный очкарик со сколиозом?

– Вы Роберт Маккамон?

Мужчина скептически приподнял одну бровь. Цвет его глаз наводил на мысли о суровой Арктике, льдинах и пронизывающем морозе.

Глядел он на меня так, как Магеллан впервые осматривал незнакомые земли Америки, полные опасных туземцев. Дружелюбия во взгляде не было ни на грамм.