Александра Барвицкая - ЭРАтическая эРОДикА. ВЕСЕННИЕ ПОЭМЫ

над шариком.
и над
бездной…

1.
Был год восьмой.
Луна была слепа.
Она на ощупь шла над горизонтом —
поверх деревьев, задевая горы,
вцепляясь в тучи в поисках дороги.

Был нужен поводырь ей, но его
Луна не ощущала ни вблизи,
ни в той дыре, в которой —
раньше знала —
сияли звёзды.

Луна пыталась вскармливать фонарь,
но ветер задувал её лучину.

Она входила в новый год с надеждой
на обретенье,
но валилась навзничь
под тяжестью отпущенных потерь.

Потери,
рассыпаясь на осколки,
в лицо впивались, в мёртвые глазницы,
ещё сильнее ранили клетчатку
и до того уже ослепших дыр.

2.
Был год девятый.
Солнце ускользало
из лап восходов, падая в закаты
так быстро, что едва хватало часу
наполниться хоть капелькой тепла —
живительного, но едва живого —
не согревающего —
ни себя, ни время —
от пустоты сжигаемого сердца.

Пустело всё.
Пустующее сердце
сжигало плоть и разум.
И глаза.

От копоти той – яблоки чернели,
скрипел хрусталик, оболочка жалась
фиброзная, а радужка кроилась,
отслаивая все цвета до бели.

Пустело всё.
И Солнце, и Земля.

3.
Был год десятый.
Время пустоты.
Которое, сжимаясь в черноту
Дыры вселенской,
втягивало космос.

И расщепляло атомы и ядра
последних отголосков старой эры,
вдувая пыль в астральные колодцы,
в переработку отправляя слово,
отказывающееся от нови,
не понимающее, что настало время
для перемен воды, несущей мудрость. —
Для перемен.
Для льющейся воды.

4.
День два-один.
Восьмой сиван.
Автобус,
взлетевший над просторами России,
готовился к посадке-остановке,
когда мужчина – женщине земной —
сказал:
– Не бойся ничего.
Отныне
и Ты, и Сын мой – под защитой света.
И грязь к тебе уже не прикоснётся
толпы, несущих душу, как лохмотья,
пытающихся затолкать локтями,
догнать дыханием своим гниющим
тот воздух, что тебе предназначался,
и чрево, что хранится для живых.

Шестое чувство пятых измерений
в тот день открыло двери двух миров.

И Боги приготовились на Землю
сойти,
чтоб дать земным дорогу к свету,
не подпуская к чистому толпу,
которая рвалась вперёд скорее,
к дверям, что для таких всегда закрыты,
рвалась ворваться в лучший из миров,
чтоб там в лохмотья души разрывать.
Но Боги
не пускали грязных в двери.

5.
Был день ноль-два.
Был два-два ав.
День – Два.
Был день двойной. —
Двойное равновесье.
Когда слова живым ручьём строились,
открывши глаз, не открывая имя. —
Не тайна.
Но сокрыто до поры.

Был день семь-восемь.
День один и шесть.
Восьмой тишрей.
Когда поднялся ветер,
И, разгоняя тучи серой пыли,
открыл дорогу светлому потоку,
Луну и Солнце призывая – слиться.

Был день два-три.
Один и шесть хешван.
Был день пять-семь.
Пять – в семени —
был день.
Когда с небес был зов о капле крови —
живого человеческого тела,
прольющейся – не в войнах, а – с любовью
к живому человеческому телу,
к живому человеческому духу,
к живой душе, пролившейся любовью.
О капле, что прольётся добровольно.
Которая должна соединиться
с земною кровью, что водой зовётся
и с чистым воздухом живой земли.

В тот день услышан зов был, и исполнен.
В тот день
живою стала кровь-вода.

6.
А на астрономическом табло
был счет: два-ноль —
один-один. – В парсеках.

Был день восьмой.
На чашах – третий шват.
Был год пять-семь и семь-один.
Был год —
пять семь один —
пять в семени едином —
когда Луна взошла.

Своим лицом
она закрыла Солнце, оставляя
лишь окантовку света для Земли.
Но света стало больше, чем в обычный —
седьмой, шестой и даже пятый день.

В тот день светила встретились глазами,
глаза друг другу светом оживив.

7.
Был день восьмой.
Один и семь.
Двенадцать.
Один и два.
Был шват.
Когда младенец
С глазами, что в себе хранили мудрость
всех предков, всех богов и всех планет,
был матери земной своей показан.
Показан.
Но не отдан – до поры.