Александра Барвицкая - ВНУТРИ УТРОБНОЕ. Предвесенние стихи

Рукописи не горят,
Говорят?
Врут.
Они пламенем восстают,
Воздают
Пустоте салют,
Когда мрут.
Языком во все щели,
И даже касаясь запретных,
Вымаливая пощады и прощения,
Снуют перед последним рассветом.
Орут оголтело
Выброшенным за порог ребёнком,
Нежеланным доношенным младенцем.
Спасая не душу – тело,
Разрывая перепонки
Горит Освенцим.
Поют а капелла.
Без фальши. Фальцетом.
Каждой буковке есть своё место
В жарком хоре мёртвых невест —
В пожарище этом.

Воздух комнаты пьёт зарницу —
Корёжатся строчек лица.

И когда они мрут,
Их огонь создаёт уют
Тут.

В час, когда рукописи горят,
Против Бога встаёт заря.
И молнии небо кроят,
Если рукописи коптят
Зря.

А я…
От Трои и до порога —
Пеплом рукописей —
(Не жалко – много! —
Не написанных – миллионы —
Маршируют строем колонны!
Загубленных рифм – канонада
Над тишиною ада.)
Вышью парадную тогу
Разлукам всем.

И эта моя заря
Воспламенится не зря.

Не писать, говорю, – не писать!
Сжечь дотла. – В небеса!

Но пока горят —
Пусть поговорят.

На милю – выше.
На сажень – шире.
Так будь – возвышен!
Так будь – расширен!

Пробей все крыши,
Скроши все двери!
Так будь – возвышен —
Моею мерой.

Так к звездам вышел,
Горя, Джордано.
Так ты возвышен —
Моею данью.

Смети все стены,
Заборы (!) – слышишь?
Я – по колено,
А ты – возвышен!

Так вертит землю
Старик Коперник.
Так ты, приемлю, —
Мирам – соперник!

Где Зевс и Один —
Там ты площаден.
Не беспороден,
Но беспощаден.

Такой же грязный.
Такой же – рьяный.
Такой же разный.
Такой же – равный.

Парнас – лишь прыщик.
Пегас – лишь мерин.
Фальшивит курица Гамаюн.
Любовь – освищет.
Любовь – не верит.
Любовь не любит, когда пою.
И если пьяный,
Иль худо очень,
Или за пазухой сто камней,
Семья – лишь раны…
Промой проточной…
И пей.

Что мой дом? —
Ров
Рёва —
Глаза идущей на бойню коровы.

Зрачки ширятся.
Бес силится.
Проход узится.
Я узница.

Этого рва, этой щели —
Бойни кошерной.
Выпустить кровь вначале —
До конвульсивных судорог.

Кровь – алая.
Чалая.
Не венчальная.
Растекается картой моих дорог.

Не поститься! —
Покуситься.
И проститься
На кириллице.

Воскресенья не жду – но будет! —
А пока – вечереют пятницы.
Где с горы заклеймённой – немые люди,
Оглядываясь, всё пятятся.

Ещё шевелится грудь кислородом апреля и мая.
Ещё трепещет живот.
Ещё живая.
Только душа, выкарабкиваясь наружу, покалывает и жжёт.

Сорок сороков —
Не мой срок!
Мой – два по сорок.

Один срок – сорока.
Второй – для нетленного прока.
В середине – яма-морока.

Один срок – бросать,
Другой – собирать
Остроугольных камней рать.

Один срок – гореть.
Другой – остывать.
А между – тугая плеть.

Один – на себя надеяться.
Второй – на Высшего уповать.

А Молох средний всё рядом вертится,
Испепеляя до срока
Ошпаренную сороку.

Так дай же мне веры —
Последнею мерой!
Чтобы хватило на новый срок —
На корочку жизни и мякиша кусок.

сегодня ночью я пела песню.
наивную, глупую в общем-то песню.
песня была совершенно не интересной,
скучной и примитивной до боли,
но она врывалась в электромагнитное поле
и невольно
в радиоволны,
расплетала узлы и из душ выгоняла тела,
прорубала леса и в дороги с котомкой вела,
воздвигала мосты и сжигала пустые дома.
и была эта песня сильной, как я сама.

проваливаясь в солнце – закрой глаза.
режь пуповину страха, держащую жизнь.