Мэри Роуз Блэк - Душа

Я любила тебя, Игги. Ты никогда не знал об этом. Моя любовь бы ни к чему тебя не обязывала, ничего бы не нужно было взамен. Я всего лишь хотела знать, что она была взаимной. Я хотела бы чувствовать это каждый раз, когда я потом влюблялась.

Но каждый последующий раз я наталкивалась лишь на глухую стену, вынуждена была повернуть назад, уйти. Поэтому просто устала однажды пытаться и до самого конца школы закрылась.

Спасибо тебе, Игги. Ты первым дал понять, что я не заслуживаю любви. Это может быть похоже на драму, но что сделать, моя жизнь стала такой.

Своим главным недостатком я всегда считала свой внешний вид. Это ужасное чувство – осознавать свою отличность от остального общества. Ты каждый раз наталкиваешься на своё отражение, смотришь на других, сравниваешь себя с кем-то так же часто, как дышишь, не можешь избавиться от навязчивых мыслей…

Да, я была уродкой. Я сама на себе это клеймо поставила, и – о чёрт! – как же мне после было тяжело его вырезать. Я до сих пор чувствую шрам. Дисморфофобия – штука неприятная.

Семена посеяла не я. Они были брошены очень рано, может неосознанно, не со зла, но последствия стали ужасными. Мне пришлось жить с ними, а не им. Уже лишь за это, за эту «любовь» я должна их ненавидеть.

Да, вот такая я сука неблагодарная, что уж сделать! Тяжело быть тварью с ранимой душой. Но факт остаётся фактом – семена бросили, они проросли, жёсткие стебли оплели мои кости, и не так-то просто я смогла их вырвать. Скажу честно: иногда небольшие травинки появляются. Вечным сторожем я слежу за почвой.

Но я увлеклась…

Следующая костяшка домино рухнула в классический для фильмов возраст – шестнадцать лет. Она дрожала, почти падая, и раньше, но демаркационной линией стал именно возраст с пятнадцати по шестнадцать лет. Я тогда была в старшей школе.

Всё случилось очень просто – продолжаю восхищаться своей силой в тот период жизни – и вполне обоснованно: после урока физкультуры в бассейне я окончательно решила перестать так жить, решила перестать быть не такой, какой видела себя внутри. Решила, что заслуживаю лучшего.

Я решила, что хочу быть худой, быть красивой.

Перфекционизм и педантизм раскрылись ещё лет в тринадцать во мне, и с каждым годом давление всё усиливалось, всё готовило меня к этому решающему дню. Дело было даже не только в уроке, нет. Я бы всё равно рано или поздно к этому пришла, потому что как тут не придёшь, когда половина твоей школы – сплошные топ-модели? Они маячили у меня перед глазами постоянно . Это стало воздействующим фактором, я бы не смогла этого избежать. Мы живём в мире, проглоченным СМИ, информация вокруг нас просто лежит-валяется, ждёт, пока мы руки к ней протянем, возьмём с блюдечка, без усилий. И со мной это сработало.

Да, это можно назвать слабостью, отсутствием своего «я», стадным мышлением… но у каждого ведь свой мозг.

Мне жаль, конечно, что мои родственники так не считали: мой мозг они считали своим . Когда у собаки начинается бешенство, её сперва подвергают лечению, а в безрезультативности – пристреливают. Venienti occurrite morbo. Торопись лечить болезнь вовремя. Хм, они так про меня думали?

Точкой кипения, когда изменилось моё отношение к отцу, стал такой же обычный, как и всегда, февральский день. Меня просто взяли и швырнули в кабинет директора. Кто? Отец. С того дня он перестал им быть.

Беседа длилась три урока. Я была непроницаемой, ершистой, но всё равно показала слабость, и после того дня последний кирпич во мне занял своё место в стене. Во рту был вкус предательства, вкус лакричных конфет. Меня ударили эмоционально, а дома уже и физически, покрыли речью-что-меня-в-чувство-привести-была-должна-ведь-я-же-умру и дали пощёчину. Я не плакала. Я стала сильнее.

Связь с матерью я оборвала в апреле. Она пошла дальше от той беседы у психолога в конце декабря, о которой я не вижу смысла вспоминать, ибо ничего от этого я не взяла. Странно, но я тогда на них даже не обиделась. Да, с ними поработали другие работники, они всего лишь исполняли поручения на мне. Или я не заметила – не хотела замечать – перемен в себе. Но, увидев приехавших по душу мою чужих женщин в деловых костюмах с папками в руках, я резко вспомнила всё, что было со стороны «родителей» до этого апрельского денька.

Как же я была ошарашена, когда эти дамы сказали, что не видят здесь никакой проблемы. Я помню, как одна из них, поменьше ростом и светловолосая, спрашивала «мать», с чего это та взяла, что я в шаге от голодной смерти? Я услышала, что я просто обычная стройная девочка . Но тупые, устаревшие установки старого поколения, что так прочно вцепились в головы моих «родственников», застилали им глаза, не могли убедить их в этом! А уж этот страх перед сплетнями, которые обо мне пускали, которые слышали «родители» …