Мэри Роуз Блэк - Душа

Чувствую, как пихает меня локтем, тихо двигая рисунок. Скашиваю глаза. Игги любил делать надписи в стиле граффити на стенах, вот только на стенах он их никогда не изображал, хотя точно знать этого я не могла. Сейчас же я вижу перед глазами своё имя в неровном сердечке со стрелой, вокруг что-то ещё, больше похожее на неудачные наброски, простые каракули. Я вспыхиваю, внутри всё подскакивает. Помню, что не краснела тогда. Мне казалось так.

Беззвучно тычет кончиком карандаша на сердечко, я немного улыбаюсь и робко поднимаю глаза на его лицо. Он что-то шепчет мне, формируя на руках сердечко. Он тогда просто пошутил, ведь любил красоваться, любил внимание, любил, когда его любили… а у меня тогда весь мир перевернулся – тот, кого любила я, оказывается, был ко мне также неравнодушен! Звонок вырвал меня из мечтательного оцепенения, дня после урока я не помню совсем.

Я сохранила листок. Он аккуратно лежал в одном из моих дневников. Долгое время я любила перечитывать свои мысли о том периоде моей жизни, смотрела на этот помятый тетрадный листок с карандашными рисунками.

Но после всё изменилось. Я перестала его любить, ибо за летние каникулы нашла новый объект любви, – мне просто всегда нужно любить кого-то, пусть в глупых мечтах, нереально, впустую, – и я забыла Игги, стала считать его очень не приятным, страшным – да и его пубертатный период сказался на его облике – и вообще «я не любила его, это просто мимолётное помешательство, ненастоящая любовь, да и как я могла так про него думать и что-то представлять себе?».

Мне четырнадцать, я в классе китайского языка. Народ стоит на ушах в ожидании преподавателя. Тихо сижу за своей партой на соседнем ряду, погружённая в мысли. Кто-то обращается ко мне, но я не слышу вопроса. Я до сих пор не могу вспомнить, что он мне тогда сказал. Что-то обидное. Это так меня расстроило, что я заплакала. Заплакала у всех на виду, проявила слабость.

Я помню, как он смеялся, когда я плакала. Шутка оказалась чёрной. Она относилась лишь ко мне. Каково же было девочкам вокруг меня – большинство парней гоняло мяч в зале – увидеть всегда весёлую, пусть и скромную, тихую, девчонку в крокодильих слезах. Я помню, как лучшая подруга детства моего обнимала меня за плечи, как одна из близких одноклассниц шептала слова успокоения. Моё тело было жутко скованно, я сжимала кисти рук на коленях.

– Ты всех своими шуточками до белого каления довести можешь! – эти слова лучшей подруги я запомнила очень отчётливо, запомнила её с укоризной голос и высокий тембр, обращённый в адрес Игги. Он стоял рядом – перестал смеяться – с непонимающим выражением лица «а что вообще тут такое и почему это я виноват?», переводя глаза из стороны в сторону.

Вижу, как он опускается рядом со мной на корточки, пытается заглянуть мне в глаза, которые я отвожу старательно, я не могу и не хочу показать ему себя такой: уязвлённой, заплаканной. Закрыв лицо руками и опустив голову, вслушиваюсь в его слова:

– Ну прости меня, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть, – по голосу он и правда извинялся, слова были вкрадчивыми, искренними. Сквозь пальцы я вижу его обеспокоенный взгляд. Он хочет исправить содеянное.

Тело содрогается от всхлипывания, спазм гудит в животе, я шмыгаю носом. Поднимаю голову, вытирая руками красные глаза, натягиваю на лицо улыбку, молча смотрю на Игги. Он тоже улыбается, широко. Звонок спасает меня от говорения.

Возможно, он на самом деле сожалел об этом, возможно отнёсся легкомысленно, замёл всего-навсего после себя следы. Я вновь простила ещё одного обидчика в своей жизни. Простила, но не забыла.

А через год я ясно поняла, как он ко мне относится, из конца комнаты наблюдая в обнимку с Сарой Элиот за мной. А я сидела за столом и просто ела. Помню, что рассказывала одну историю ребятам вокруг, они были по одну сторону, я, с куском мясного пирога, за столом на стуле – по другую. Я была в центре внимания – втайне я всегда любила его, любила, когда смотрят лишь на меня и только на меня – и всем было интересно меня слушать, им нравился мой рассказ. Откусывая очередной кусок, я смотрела на Игги и Сару, хотела быть на её месте, но вместо этого лишь жевала усиленно, глотала пищевую бомбу. Я помню, как он обнимал её за талию, помню, как она играла пальцами с его волосами…

После того случая я окончательно «отключила» чувства свои к нему. Может быть, я «отключила» тогда все чувства, ибо на смену пришёл иной смысл жизни, я нашла новое объяснение всему, объяснение своему миру.