Юлия Никулина - Жестокие женские игры

В голове шумело, мысли путались. На какое-то мгновение Полине показалось, что она всё придумала и сегодняшний кошмар ничем не отличается от предыдущих, но тут, случайно увидев своё отражение в оконном стекле, вспомнила: в ночном кошмаре были глаза, не лицо, а только глаза, взгляд которых прожигал насквозь своей ненавистью. Вернувшись обратно в постель, она с головой залезла под одеяло, и свернулась калачиком. Господи, прошептала она, ну кто может так ненавидеть меня? Пусть бы со мной сделали всё, что угодно, но Дашка то здесь при чём! Она ещё долго плакала, и заснула когда уже начало светать. С того момента, когда в один день она потеряла и мужа и дочь прошёл почти год. Думать о муже было невыносимо трудно, а мысли о судьбе дочери сводили с ума. Где-то в глубине души она чувствовала, что девочка жива и это было единственным, что удерживало её на краю и давало силы жить. Утром Полина едва дождалась прихода своего лечащего врача. Очень хотелось рассказать о том, что случилось ночью, но сдержав себя, она принялась прилежно отвечать на вопросы.

– Полина, вы помните на чем мы остановились вчера?

– Да, Константин Сергеевич, я все помню.

– Ну, тогда давайте продолжим.

Полина так ясно помнила те события, словно они произошли с ней совсем недавно.

– Это был один из самых счастливых вечеров за всю нашу совместную с мужем жизнь. Мы прожили с Максимом почти семь лет, когда я, наконец, узнала, что наш ребёнок скоро появится на свет. А ведь мы даже и не надеялась уже на это.

Полина замолчала, а он опять стал терпеливо ждать, когда она вновь заговорит. Паузы в разговоре, порой, были очень долгими, но врач никогда не торопил её. Одно то, что она разговаривает, думает, вспоминает, было поистине чудом, учитывая то, что она пережила.

Когда гинеколог в районной женской консультации, подтвердила её подозрения, Полина почувствовала, как всё внутри неё наполняется крохотными пузырьками радости. Выйдя из поликлиники, она почти бежала по улице, стремясь как можно скорее очутиться дома. Единственным желанием было насладиться этим чувством сначала самой, привыкнуть к мысли, что скоро она станет мамой для неведомого ей пока малыша, а уж потом рассказать обо всём мужу. Она представляла реакцию Максима и не могла удержаться от улыбки, воображая его с малышкой на руках. Отчего-то, Полина была уверена, что родится девочка, и, закрыв глаза, как наяву видела маленькую кроху, с огромным бантом в рыжих кудряшках.

– Знаете, Константин Сергеевич, – обратилась Полина к врачу, который в течение последних нескольких месяцев вытаскивал ее из омута кошмаров, – все действительно случилось так, как я себе представляла. Максим пришёл вечером усталым, но в прекрасном настроении и с шампанским. Я удивилась, почему с шампанским, ведь он ещё ничего не знал. Потом решила, что Макс всё же догадался, он ведь врач. Полина чуть улыбнулась: – сама я избегала разговоров на эту тему. Сглазить боялась. Даже не предупредила, что пойду к врачу. Она опять замолчала, но в этот раз не надолго и затем продолжила: – оказалось, что шампанское он купил, чтобы отпраздновать годовщину нашего знакомства. Мы всегда отмечали день, когда познакомились, а не день свадьбы. Но я совсем забыла тогда об этом. И знаете, Макс сразу всё понял. Он всегда говорил, что мысли написаны у меня на лице. Полина отвернулась к стене. На какое-то мгновение показалось, что она вновь вернулась в тот далёкий вечер, слышит голос мужа, смех, даже чувствует его запах. Прошлое вновь подвело её к самому краю пропасти.

– Прошу вас, Лина, успокойтесь. Вы ведь понимаете, рано или поздно всё равно придётся рассказать о том, что произошло с вашей семьей. Вы должны научиться, не бояться своих воспоминаний. Иногда он называл её Линой. Первое время ей это не нравилось, но потом, привыкнув, она уже не поправляла его. Константин Сергеевич, смутившись, подтянул сползшее одеяло. Он всегда неловко чувствовал себя рядом с этой женщиной. Возле неё вдруг вспоминал про свой огромный рост, начинал смущаться полноватого, пышущего здоровьем лица. Не зная, куда деть руки, старался, как можно глубже спрятать их в карманах халата. Он, врач достаточно известный в своём кругу, терялся и краснел перед ней как мальчишка. Она выглядела такой маленькой и беззащитной на этой широкой больничной кровати. Порой Карцеву хотелось взять её на руки, приласкать как ребёнка, и хоть на минуту избавить рыжую головку от мучительных воспоминаний. Все это мешало работать и, ссылаясь на занятость, он все чаще просил коллег подменить его. В больнице Полина была уже почти десять месяцев. Кто-то оставил ее ночью у ворот клиники. Одета она была в легкое не по сезону пальто, в кармане которого лежала записка с ее именем и конверт с надписью «деньги на лечение». Денег там действительно оказалось столько, что она могла сколь угодно долго находиться в этом дорогостоящем лечебном заведении. Она не реагировала ни на какие вопросы, молча сидела, уставившись в одну точку. Инопланетянка попавшая на чужую планету. Ее глаза приобрели чуть более осмысленное выражение когда кто-то из медсестер попытался забрать из её руки грязную, когда-то голубого цвета тряпочку, оказавшуюся рукавом детского платья. Ещё крепче ухватившись за него, она закричала и потеряла сознание. После этого Полина впала в тяжёлую депрессию, и никто кроме Карцева уже не надеялся, что, выйдя из нее, она сможет возвратиться к нормальной жизни. Полина лежала в последней по коридору палате, и вскоре у Константина Сергеевича вошло в привычку, заходить и разговаривать с ней после обхода всех своих больных. Карцев был уверен, что если он будет беседовать с ней, пусть даже в одностороннем порядке, она вернется из того мрака, в котором пребывало её сознание.

Читать дальше