Наталья Медведская - Горькая брусника 2 Дар ведьмы

– Теперь ты моя женщина, я отвечаю за тебя, – заявил он, отметая мои возражения. – Всё равно квартира пустует, из Ирана родители вернутся не скоро. Мама говорила, их контракт закончится через год. А у тебя, как я понимаю, финансовые возможности ограничены.

Меня слегка покоробило упоминание о деньгах, о своих затруднениях я не любила говорить. Но он сумел сделать выводы из той крохи информации о моей семье, что я успела выдать в порыве откровенности.

– Пока мы лишь встречаемся, не рановато ли поселяться у тебя дома. Сама справлюсь.

Зеленющие глаза Матвея потемнели, тогда я ещё не научилась распознавать эти признаки гнева и недовольства, однако, его голос прозвучал спокойно и даже холодно.

– Я думал, мы стали близки и дороги друг другу.

Я смутилась, не зная, как реагировать. Куда уж ближе. Почти месяц я прожила в его домике на турбазе. Он стал моим первым мужчиной. С ним я познала близость. Я стеснялась своей неопытности, а он наоборот откровенно этому радовался. Мою девственность принял как личную награду, до ужаса смутив меня этим. Я не подозревала в нём столь дремучего чувства собственника: при первой встрече он показался мне весьма раскрепощённым и современным парнем. Я не стала его разубеждать. Пусть думает, будто и вправду хранила себя для одного единственного человека: будущего мужа. Не объяснять же, что мне до него никто по-настоящему не приглянулся и не заставил потерять голову. Не я такая трепетная и хорошая, просто раньше мне не встретился именно мой мужчина. Ведь когда появился Матвей, от моей скромности не осталось и следа. Скорее всего, нашему стремительному сближению способствовало и то, что я побывала на грани смерти, а он успел ощутить ужас потери. Мы не желали терять ни минуты из отведённых нам судьбой. Не сговариваясь, решили насладиться любовью, обрушившейся на нас ураганом.

– Так и есть, – поспешила я успокоить внутреннего демона Матвея. – Ты самый главный человек в моей жизни.

– Поэтому теперь я буду заботиться о тебе.

Перед началом учебных занятий Матвей перевёз мои вещи на квартиру своих родителей. Потом по его настоянию мы отправились знакомиться с моими родителями. Я бы предпочла отложить знакомство. В сложившейся ситуации это было совсем не ко времени. Бывший жених сестры находился под следствием, сама Алёна давала показания на суде. Но Матвей заявил:

– Ты не имеешь никакого отношения к делам сестры, это её жизнь, а это наша. Твоё право прощать или не прощать Алёну, сочувствовать или злиться, но что-то откладывать из-за неё, я тебе не позволю. Как не позволю и сбежать. Ты теперь моя. – Он обхватил меня руками, не давая отодвинуться. – Не смей себя казнить и мучить. Ты не заставляла её пойти на преступление, не толкала на неблаговидные поступки. В этом нет твоей вины. Да, вы связаны кровными узами, но сильно сомневаюсь, что у вас имеется душевное родство.

Матвей прав. Хоть Алёна и старше меня всего на восемь лет, между нами всегда была пропасть непонимания и отчуждённости. Мы не только внешне не походили друг на друга, но и характерами. Сестра голубоглазая, светловолосая, фигуристая блондинка, точно мама в молодости, а я кареглазая, с прямыми стрелами бровей и упрямой ямочкой на подбородке. Алёна рассудительная и спокойная, я взрывная и упрямая. Сестра обдумывала каждый свой поступок, умело манипулировала людьми, ей ничего не стоило обаять любого человека. Я же могла ляпнуть, не подумав, а в гневе плохо себя контролировала. Алёна, как говорят в народе, «видная» девушка. Этим она сразу бросалась в глаза. Привлекало внимание не только её красивое лицо, но и роскошные длинные волосы. Когда она заплетала косу, то походила на классическую русскую красавицу. Из моих лёгких и пушистых волос коса не получалась, да и терпения заплетать её я не имела, поэтому носила короткую стрижку. Алёна замечательно пела, мне же от природы досталось умение танцевать. Мы не дружили в детстве, хотя я пыталась бегать за сестрой хвостиком, но и, став взрослыми, тоже не нашли общего языка. А потом произошла беда, разделившая нас окончательно. Я знала, сестра винила меня в крахе их тщательно спланированного плана, в том, что Вадима посадили в тюрьму на долгие годы, в том, что она осталась матерью-одиночкой. Меня же изумляло: Алёна и не думала раскаиваться. Она удивительным образом извратила всю историю, ухитрилась обелить себя перед родителями и друзьями, даже нашла оправдание поступкам Вадима. Чем больше проходило времени, тем более причудливые формы принимал её рассказ о произошедшем с ней и Ведениным. Иногда мне казалось: родители отчаянно боятся посмотреть правде в глаза, им страшно вместо прекрасного лица любимой дочери увидеть оскал монстра. Именно поэтому отказываются слушать меня и не принимают ни моих объяснений, ни моих доводов. Соглашаются лишь со словами Алёны, с её толкованием всей истории. За два года я смирилась, но пропасть отчуждения между мной и родными от этого лишь расширилась.